Танец Огня.

— Алла Константиновна, скажите честно, — не двигаясь с места, начала Лора, — я на сцене похожа на корову на льду?

— Кто тебе сказал такую глупость?! — не задержалась с ответом преподавательница, но в ее голосе девочка не почувствовала твердости.

— Мне сказали зрители! Но дело не только в их словах. Я повнимательней рассмотрела себя в зеркало и поняла, что не гожусь для балета. Я… как бы это сказать… — Лора смогла даже улыбнуться. — …я слишком монументальна… вот!

— Ну… ну и что такого… — замялась Алла Константиновна. — Не всем же быть тростинками. В конце концов, ты можешь выступать со своими, какими-нибудь особенными, авторскими танцами. Примеров тому достаточно. Взять хотя бы Айседору Дункан или, например, Анастасию Волочкову… Волочкова — достаточно крупная женщина, но это не мешает ей…

— А мне помешает, — перебила ее Лора. — Я вас очень прошу, Алла Константиновна, поговорите, пожалуйста, с моей мамой…

— О чем? — насторожилась преподавательница.

— Ну… о том, что мне не стоит тратить время на танцы. Если это скажу ей только я, она посчитает, что мне просто надоело. Она ведь уверена, что я безумно талантлива.

— И ты хочешь, чтобы именно я убила ее мечту? — как-то горько отозвалась Алла Константиновна.

— А вы хотите, чтобы мы с мамой и дальше выставляли себя на посмешище?!

— Но ведь все не так уж плохо, как тебе кажется, девочка, — сказала Алла Константиновна. — Я ведь хорошо знаю свое дело, и со временем ты могла бы…

— Нет! — опять перебила ее Лора. — Я все для себя уже решила и, безусловно, могу обойтись без вашей помощи!

Она развернулась, чтобы уйти, но преподавательница задержала ее, схватив за плечи.

— Ну хорошо… — сказала она. — Я поговорю… Мне, конечно, жаль терять такую ученицу, но если ты действительно решила, то… Словом, я поговорю с твоей мамой. Но если вдруг передумаешь, всегда буду рада…

— Не передумаю! Только вы не сразу, не сегодня…

— Что не сразу?

— Ну… я боюсь, что мама с ума сойдет, если эдакое на нее свалится неожиданно. Я сначала как-нибудь ее подготовлю…

— Да, я понимаю, — согласилась преподавательница. — Тогда ты дай мне знать, когда уже пора будет поговорить с Антониной Борисовной.

— Да, конечно… Спасибо вам… — буркнула Лора и, чтобы не расплакаться, оборачиваться не стала. Она высвободилась из рук преподавательницы и бросилась к выходу. На улице, проморгавшись и загнав слезы поглубже, она устремилась к Галине Федоровне, которая учила ее петь. Главное — это не остыть! Всем все сказать и — освободиться!

Галина Федоровна приняла сообщение об отказе брать уроки пения в штыки:

— Ты с ума сошла, Лора! Мама знает?

— Конечно, нет… — отозвалась девочка. — Она бы лежала в глубоком обмороке, если бы знала…

— Именно поэтому я и не могу пойти у тебя на поводу! Вот если бы Антонина Борисовна сама сказала мне, что вы больше уроков брать не будете, тогда…

— Она ведь не скажет! И вы прекрасно знаете об этом! — Лора выпрямилась и, глядя прямо в глаза преподавательнице, четко произнесла: — Неужели вам так важны эти конфетные подношения на каждое первое число?!

Щеки Галины Федоровны мгновенно окрасил бордовый румянец.

— Ты забываешься, девочка, — тихо сказала она, нервно поправляя пышную прическу.

Но Лору уже понесло. Она была так взвинчена, что ее переживания должны были найти выход. Даже не задумываясь над тем, имеет ли право произносить такие слова, она выкрикнула:

— А разве я неправду говорю? Вы занимаетесь со мной, с бездарностью, лишь потому, что моя мать не знает, как вам угодить! Конфеты — это только то, что я знаю! Может, она вам еще что-нибудь дарит! И вы принимаете… и вам наплевать, что над нами с мамой все смеются!

Из глаз Лоры наконец брызнули долго сдерживаемые слезы, но девочка вовсе не собиралась рыдать перед преподавательницей. Она глубоко вдохнула, резко выдохнула и продолжила на таком же надрыве:

— Вы думаете, я сейчас тут слезы в три ручья пущу? Не дождетесь! Это просто… от обиды и… злости! Как вы могли так поступить со мной?!!