И заброшенный город открывался ей в красном мареве: белые дома, квадратные маленькие окна, красные колонны — странный город, призрачный город, — а посредине города бил родник. Звенела из-под земли серебряная вода. И сидел на песке человек, странник, воин, потерявший коня, спрятавший лицо в ладонях. И всегда ей в этом месте страшно хотелось пить, так, что горели губы. Она черпала воду ладошками — и протягивала страннику.
Все-таки нельзя на Аллочку злиться. Она ни в чем не виновата, если вдуматься. В мире никто ни в чем не виноват.
— Зачем мне теперь жить? — спросила Анька.
— Чтобы просто жить, — ответила красная пустыня. — Смеяться, ходить в школу, фотографировать, слушать музыку, гладить собаку. Зачем облако отражается в луже? Зачем яблоко сладкое? Зачем луна над лесом? Зачем он поет такие песни?
— Я не смогу жить без него… Лучше умру!
— Умрешь, умрешь, — зашелестели пески, — ты все равно умрешь когда-нибудь. Но кто вместо тебя съест яблоко, кто поймает ветер, кто увидит луну, кто будет слушать его голос? Ты умрешь — и все это тоже умрет, рассыплется красным песком.
— Но мне больно!
— Потому что внутри тебя стало пусто. Пусто, темно и холодно. А где пустота — там смерть… Тебе больно, потому что ты играла с ним, как с куклой. А он — живой, настоящий. Разбей куклу. Отпусти его. Пусть делает что хочет и любит кого хочет, пусть сочиняет что хочет. Главное, что он есть, что он жив, что ты всегда можешь услышать его голос. Чего же тебе еще?
Анька снова окунула ладони в золотой свет
— Господи, — прошептала она, — не надо его возвращать. Пусть он живет без меня. Пусть ему будет хорошо. Пусть сам выбирает.
Мостик тихонько зазвенел под ногой.
Пожалуй, пора возвращаться. Захар, наверное, волнуется. Это ведь он звонил, а она не ответила. Захар тоже ни в чем не виноват.
Надо вернуться.
— Аня! Ты где? Отзовись!
Кто-то звал ее снаружи. Голос звучал издалека, но ясно. Она сообразила, что человек кричит наверху, над шахтой. Наверно, именно там проходила тропа.
— Аня! Эй!
— Я здесь! — машинально откликнулась она.
Ее услышали. Кто-то подошел к верхнему отверстию шахты, свесился вниз, через перила. Она увидела черный силуэт.
— Ты что там, в пещере? Я к тебе сейчас спущусь, не уходи!
Это был Лев. Анька шагнула с освещенного места в тень, ближе к началу мостика. Силуэт исчез. После светового колодца мрак казался особенно густым, чернильным. Она постояла, прислушиваясь. Вроде тихо. Перебежала мостик, гулко лязгнувший под ногами, и пошла, держась одной рукой за стенку (так было удобней), к яркому полукругу дальнего выхода.
Если честно, то она испугалась. Зачем Лев пришел сюда? Получается, Аллочка все ему рассказала. Но для чего? Почему вместо романтики они пошли ее искать? Неужели испугались, что она тут без них пропадет?
Анька круто остановилась. Сначала она хотела первой незаметно выбраться из пещеры и спуститься вниз, к лодке. Но теперь не знала, как поступить. Она прислонилась к влажной угловатой стене. Холод мрамора мигом просочился сквозь майку. А изнутри разливался болезненный лихорадочный жар.
Убежать или остаться? Как она будет говорить с ними? Вдруг не выдержит и расплачется? Нет, нельзя. Она и так почти сорвала Леву поездку. Вместо того чтобы спуститься к зеленому озеру, вместо того чтобы искать свои сокровища или романтично тискать Аллочку, он носится по холмам, выкрикивая ее имя.
Нет, надо бежать! Не дай бог, он начнет ее жалеть. Тогда она точно расплачется! И снова не захочет его отпускать.
Анька оттолкнулась от стены, но тут черный силуэт появился как раз у того самого дальнего выхода, к которому она шла.
Что теперь?
Развернуться и убежать обратно, через мостик, пока не поздно? Нет, глупо. Он ее услышит, рванет следом. А это уже комедия…
— Аня, ты здесь?
Надо сказать ему несколько слов, объяснить… Например, так: «Извини, но я хочу побыть одна». Или так: «Все в порядке, не ходи за мной, я буду ждать вас внизу».
Главное, сдерживаться. Никаких эмоций. Ровный дружелюбный голос, лица он все равно в темноте не разглядит.
— Аня! Ты ушла, что ли?
— Здесь! — крикнула она. — Не ходи, я выйду.