Вздыхая, она потыкала палкой в воду и убедилась, что глубина там чуть больше метра. Изображать из себя принцессу на горошине было не перед кем. Поэтому Аллочка отыскала сук подлиннее, с помощью которого довольно ловко прошла по бревнам. На последних сантиметрах каблук поехал по мокрому, нога подвернулась и с чавканьем провалилась в маленький бочажок. Все бы ничего, но туфельки уже натерли ей кровавые мозоли. До этого она кое-как терпела, но теперь промокший задник принялся давить на кровоточащую корочку. Аллочка, ругаясь, сорвала обувь, пошлепала босиком. Но теперь нежную стопу кололи острые иголки и сучья. Тропа мигом превратилась в аццкую дорожку, любовно сплетенную из шершавых корней и щедро присыпанную колючими шишками. А впереди приветливо растопырился бурелом.
Аллочка наступила на шишку, зашипела, пнула от злости пень, отбила ногу, попрыгала, подвывая, чтоб перетерпеть боль, и поняла, что так жить нельзя. В конце концов, она рождена для счастья, а не для страданий.
— Плевать мне на всех! Никто мне не нужен! Лошары, пролетарии! Я без вас в два счета обойдусь!
Достала трубу и набрала Захара.
Глава 7
Ужас, летящий на крыльях ночи
Стрельцы очень храбры. Конечно, они испытывают чувство страха. Но зачастую этот страх только подхлестывает их врожденное любопытство: ведь преодолевать страхи так увлекательно! Это не значит, что они охотно ночуют на кладбище и укрываются могильной плитой. Но то, что Стрельцы часто в одиночестве гуляют в таких местах, куда другие знаки днем с огнем не сунутся, — чистая правда.
— С цепи, что ли, все посрывались?!
Яна не стала тратить время на слова, просто глянула вопросительно. Захар раздраженно потряс телефоном, как будто тот был в чем виноват.
— Теперь Аллочку надо спасать! Какой-то день сурка-спасателя, честное слово!
— А что с ней?
— Судя по крикам — сломала две ноги, две руки и еще каждый палец отдельно. Идти не может, впереди бурелом.
Телефон настырно заверещал.
— Меня укусил клещ! — раздалось оттуда. — У меня будет энцефалитный грипп! Меня комары жрут!!!
— Бедные, ведь отравятся, — негромко буркнул Захар и заорал в ответ: — А где Женька? Женька где?! Почему он тебе не поможет?!
— Он меня бросил, сволочь! Козел он! Спаси меня, Захар!
— Он ее бросил, — подмигнул Захар Яне, — по ходу нормальный парень оказался. А я поначалу решил, что полный даун.
— Он тебя с какой высоты бросил? — уточнил в трубку и тут же отставил ее подальше от уха. — Да таким голосом лес валить можно…
Яна перехватила телефон:
— Алла, мы сейчас придем, не волнуйся.
Захар хмыкнул. Вообще-то он хотел спокойно посидеть возле катера, попить чайку, с чувством сжевать бутерброд. Но Яна, конечно, была права. Блондинку следовало спасти. Хотя бы потому, что она девчонка. Что не мешало ей оставаться прямым потомком куклы Барби с голосом одичавшей бензопилы.
Так что Захар вытащил из лодки те самые колхозные сапоги, кинул в пакет, а потом спросил:
— Я так понимаю, ты, Ник возле катера не останешься? Тогда ломанемся по-геройски, повторим твой забег в гору.
Рвануть-то он рванул, но через несколько прыжков остановился. Тьма колыхалась перед ним, он ничего не видел во тьме. Только в отдалении маленький мостик чуть золотился в световом столбе. Крик и треск больше не повторялись.
— Анька! — завопил он отчаянно. — Анька, ты где?!
— Шшш…
Шуршало впереди, неподалеку. Он вытянул руку, шагнул поближе:
— Аня, это ты?
Снова шорох, а потом — странный негромкий звук. Он слушал и не верил своим ушам. В темноте, рядом кто-то негромко… смеялся. Тут рука его наткнулась на перегородку. Глаза уже освоились, и он сумел разглядеть невысокий деревянный заборчик, небрежно сколоченный из наструганных досок. Доски огораживали неглубокий, но широкий провал. И там, в глубине провала, прямо на земле сидела Анька. Она трясла головой, пытаясь вытряхнуть из волос песок, и давилась смехом.
Да, пол провалился у нее под ногами. Да, изумившись этому, она улетела во тьму и тут же всем телом приложилась о землю (между прочим, второй раз за день). Да, теперь у нее болел ободранный локоть, першило в горле, саднил ушибленный позвоночник… И не успела она оценить все эти мелкие и крупные гадости, как над ухом отчаянно гаркнул Лев:
— Анька!