Эстафету подхватывает и «Московийский Ратоборец», не стесняясь в выражениях:
Чуть позже, исключительно в силу часовых поясов, выходит номер Самар-Ханского «Путешественника», где корреспондент лишь чуть-чуть преуменьшает масштаб трагедии:
Екатериногорский «Ура! Рус» обходится и вовсе без заголовка:
После такой внушительной первой строчки, «
Может создаться ложное впечатление, что кто-то умер. Оно и создаётся у тысяч и даже миллионов людей, которые шокированы подобными заголовками. Но на самом деле главный герой всех этих и многих других неохваченных статей находится в добром здравии, пусть и скрывается от внимания публики.
Как пишет пресса:
Эти строчки вызывают у жителей Великороссии недоумение, граничащее с обвинением в помешательстве. Не барона, разумеется, ибо герои неприкосновенны. Но вот журналисты получают своё сполна.
Подал в отставку? Герой Словацкой компании? Едва ли не в одиночку разработавший план завоевания непокорных соседей? Тот, благодаря кому имперская армия почти не встретила сопротивления? Тот, кто сумел убедить Императора, сохранить многочисленные привилегии словацкой знати и добавить к ним вольности обычных жителей братской ныне страны? Тот, кому стоит памятник едва ли не в каждом крупном городе? И подал в отставку? В своём ли вы уме?!
Не меньшее удивление вызывает и визит к Верховному Волхву, а после добровольное изгнание. Барон никогда до сего дня не был истово верующим, предпочитая в религии, как и во всём остальном, умеренность. Да и что забыл он в этой Медине? Где она, кстати? Вот это крохотное пятнышко, затерявшееся в пустыне? Посол доброй воли и мира в эту неизвестность? В своём ли вы уме?!
И этот вопрос звучит отовсюду, повторяясь на разные лады, но реальность, увы для многих, под стать этому вопросу. На другой и на третий день не появляется опровержений. Не случается их и после.
Некоторые всё-таки принимают, скрепя сердце, эту блажь героя, который, без сомнения, скоро одумается и вернётся.
Иные, коих меньше, принимаются исподволь, словно червь сомнения, грызть постамент, на котором покоится слава барона. Дескать, и не совсем он герой, и план разрабатывали за него другие, и вообще!
Но есть ещё и третьи. Те, кто кивают первым и вторым, а сами же многозначительно молчат. Эти третьи внимательно изучают газеты, особенно последние страницы, где печатается информация, которой мало кто придаёт значение. И когда им на глаза попадается крохотная заметка о наследном князе Словакии, Любомире Грабовски, который направляется ныне в Медину, третьи вновь кивают. В этот раз собственным мыслям.
Позже в одной частной кинохронике обнаружится трёхминутный любительский фильм, в котором барон Алексей Иванович Рюманов, военный советник государя по делам ближнего зарубежья в отставке, садится в имперский винтокрыл и поднимается в воздух.
Зависшая в воздухе эскадрилья, в которой ещё шесть подобных машин, дожидается, пока винтокрыл барона займёт место в центре построения, и после, с мерным рокотом, удаляется на юг.
В Медине у барона долгое время всё идёт настолько по плану, что ему становится скучно.
Он знакомится со всеми мало-мальски значимыми людьми города, составляет психологические портреты и разрабатывает стратегии по нейтрализации или переманиванию на свою сторону.
Денно и нощно его люди контролируют жизнь Любомира Грабовски, следя, чтобы с ним, с одной стороны ничего не случилось, а с другой, чтобы наследный князь не сумел набрать в этом месте силу.
В том, что она есть в Медине, барон ничуть не сомневается.
Эта сила снится ему по ночам – недоступная и обжигающая, манящая и остающаяся в стороне. Просыпаясь, барон хищно скалится, глядя на своё отражение в зеркале. Тем не менее, этот оскал на долгое время остаётся единственным его действием по отношению к силе.
Скрытый враг привлекает князя куда больше, чем князь-неудачник. К тому же, в словах Верховного Волхва проскальзывало что-то такое, что заставляет барона думать, что и в самом деле Перун выбрал Рюманова для особой миссии, а вовсе не были те слова бредом, пусть уважаемого, но уже давно считавшегося выжившим из ума старца.