Танец под звуки эха руин

— И все же, спасибо, что столько раз за такое короткое время спас меня от смерти. Проси о всем, чего только захочешь!

Я усмехнулся ее бездумным словам.

— Я хочу…

— Эй, — перебила меня стоящая неподалеку принцесса Линдея, — не смей пользоваться ею! У нее просто язык без костей. Никаких «всего, что захочешь»! Все просьбы лишь в рамках приличия и закона.

Кинтана зарделась, испуганно глядя на подругу.

— Ваше Высочество, плохого же Вы мнения обо мне. Я всего-навсего хотел попросить Кинтану отвести меня на кухню, чтоб выпить воды.

— В таком случае, мы все вместе Вас проводим, — предложил принц Малам.

Я согласно кивнул и пошел за ними.

— Ваше Высочество принц Малам, у меня будет к Вам небольшая просьба.

Принц сбавил шаг и поравнялся со мной. Он наверняка не доверял мне, как и Линдея, но, кроме меня, никто не мог помочь их подруге.

— Я знаю, что Вам противна госпожа Минари, но Вам необходимо притвориться, будто у Вас постепенно появляются к ней чувства. Вы скоро станете самым приближенным к ней эльфом, а, значит, сможете помочь нам в очень непростом деле.

— Это каком же?

— Лучше Вам этого пока не знать, но от этого будет зависеть будущее Кинтаны.

— И что я должен делать?

— Смотреть, как часто она встречается с Нидель и прочими сомнительными личностями, ну и по возможности подслушивать разговоры.

— Я постараюсь, — тихо ответил принц, явно не уверенный в своих возможностях. Он был еще совсем юн и неопытен для таких задач, но, кроме него, никто не сможет узнать о Минари больше.

— Я буду посылать своего лазутчика за письмом с докладом в конце месяца. Договорись со стражами западных врат и найди себе посыльного, в котором будешь уверен.

— Я понял, сделаю все, что в моих силах.

На протяжении часа Кинтана, Линдея и Малам общались так непринужденно и свободно, словно их не ждет впереди расставание на длительное время. Они смеялись и делились новостями, просто радовались компании друг друга. Я же стоял поодаль, наблюдая за их счастьем. В моей жизни не было таких близких друзей, не считая Раши, который мог оказаться предателем, да и с тем у меня было совсем мало времени на общение. В жизни моей не было веселья, ведь отец был против каких-либо развлечений для меня. Он верил, что наследника нужно растить в строгости, поэтому наказывал за смех с раннего детства, несмотря на защиту моей матери. Очень мало существ видели мою искреннюю улыбку, да и никому особо не было до нее дела, даже мне самому. Я не знал, каково быть счастливым и беззаботным и не надеялся когда-то узнать об этих чувствах. Даже такое глупое чувство как любовь я не смог постичь за три сотни лет. Брак с Нидель нужен был лишь отцу, но никак не мне. Всех девушек, что были мне симпатичны, отец ссылал в далекие уголки царства, чтоб я их не смог найти. Со временем мне стала чужда любовь и привязанность. Я мог сопереживать, заботиться, иногда печалиться, но никак не влюбляться. Я даже не мог понять, люблю ли свою мать и как должна ощущаться эта любовь к родному человеку. Я не лил слез, когда отец сослал ее на смерть, едва почувствовав тоску, и лишь приободрился, увидев ее живой. И все же я боялся ее потерять. Я думал, это и есть любовь, но увидев Кинтану и ее мать, их трогательное воссоединение, я понял, что мои эмоции отличаются от их.

То же самое было и с Раши. Я считал его почти своим братом. С ним мы могли посмеяться и выпить вина, обсудить некоторые темы и проблемы, но с ним я никогда не был таким непринужденным, как Кинтана с Линдеей и Маламом. Кинтана в момент простила предательство друга, а вот я не смогу простить Раши, если он и вправду предал меня.

Когда настало время уходить, королева снабдила нас оружием и припасами. Кинтане же ее мама принесла два недавно заточенных меча, метательные ножи и два кинжала, которые лежали со для поражения под Баосскими горами. Также нас снабдили провизией и дали повозку. Мы простились с королевой, принцессой, принцем и мамой Кинтаны, двинувшись сперва в лагерь генерала Ритона. Он, едва завидев свою дочь, уронил на землю свое оружие, с которым тренировался, и бросился обнимать дочь, подняв ее над землей. По щекам Кинтаны снова текли слезы, даже по щеке бравого генерала стекла увесистая слеза.

— Ваше Высочество, при всем моем уважении, если она пострадает или Вы ее обидите, я порублю Вас на мелкие кусочки и подам на ужин гидрам, — обратился ко мне генерал. — Тем более я знаю, что Вы уже не Высочество, а преступник.

— Почему здесь все обо мне такого плохого мнения? — Спросил я Кинтану.

— У тебя лицо разбойничье, — всхлипывая ответила она.

— Вопросов больше нет. Если она пострадает, мне нужно будет получше спрятаться.

— Эй! — Рыкнул генерал.

— Нам, к сожалению, уже пора, — сказал я, возвращаясь в повозку.

— Папа, он шутит. Нориндан уже дважды спас мою жизнь. Ой, забыла сказать, дядя Литон жив, правда у него осталось всего лишь около трех лет жизни.

— Неужели? Надеюсь, мы с ним еще сможем повидаться. Мама уже знает?

— Да, она очень обрадовалась, но сказала дать ему подзатыльник за то, что не сообщил об этом.