Танки генерала Брусилова

– Ипполит Владимирович, это же в корне меняет дело. У танков второй серии, легких и быстрых, пулемет является главным оружием против пехоты и конницы. Из «гочкиса» башнер стреляет только по танкам да орудийным расчетам, не далее как с двух сотен шагов. А у вашей машины на первое место выходит пушка, которая бьет на версту и более. Пулемет же – чтоб вражью пехоту отогнать, коли близко подползла. Так, барон?

Генерал-майор, который вообще не приветствовал безбашенную установку танковой артиллерии, неохотно кивнул. Австрийский панцер с таким орудием издалека растрелял танки Бетлинга.

– Последний вопрос, господа танкисты. Ко мне через Военное министерство наведывались датские купцы, рьяно предлагали заменить «максимы» на «мадсены». И дешевле, и легче, и меньше места в башне занимает.

– Нет! – в один голос откликнулись генералы. Потом Врангель уточнил: – Сербская пехота это ружье-пулемет ненавидела. Всегда отказывает в самый нужный момент.

– А «льюис»?

– По надежности много лучше. Но я бы предпочел оставить «максим».

– Спасибо. Что касательно орудий, дней через десять ждите весточку. Ежели успею, сооружу деревянный макет на шасси Б-3 под пушку девятьсот второго года.

По дороге в столицу Брусилов, обдумывавший увиденное, прокомментировал это по-своему:

– Опыты с двумя дюймами нужно обязательно комиссией запротоколировать. Без инженеров артиллерийского управления толковую пушку не сделать. Так что бумаги по форме нужны и высочайшее повеление: соорудить ее в короткий срок и создать под нее выстрелы с бронебойным снарядом и осколочной гранатой.

– Смотрю я и думаю, Алексей Алексеевич, – философски заметил на это Врангель. – В нашем Отечестве успех начинаний зависит от того, что за великий князь над ним поставлен. Авиаторам я, право слово, завидую. Сандро ради них разве что лоб не разобьет. Мой тезка, Петр Николаевич, послабее, но тоже дело двигает. Флотским можно лишь сочувствовать. Ежели бы в турецкую войну не Константин Николаевич был, а последний генерал-адмирал…

– То вас бы отправили в отставку за вольнодумные речи, – немного нескладно, но резко перебил Брусилов. – У России лучшие танки и самолеты, о подводных лодках и речи нет. Чем изволите быть недовольными?

– Все-то оно так, – протянул барон. – Но медленно! Германцы куда быстрее шевелятся. И субмарины не хуже наших, хотя всего лет восемь как первую спустили на воду, и на панцер первыми поставили полевую трехдюймовку. Авиация – да, слабовата. А броненосцы разве что британцам уступят. Коли дальше так пойдет, тяжко нам с ними придется.

– Уповаю, что кайзер будет союзником, а не противником. К сожалению, барон, вы правы. Германия – самый серьезный соперник.

Рассуждения танкистов о великих князьях двумя руками поддержали бы Колчак и Сикорский. После ухода в отставку Макарова и смерти Берга уже никто не мог более убедить в чем-то Морского министра Григоровича, да и к Государю прорваться, чтобы настоять на своем. Россия продолжала по инерции строить подлодки, миноносцы, крейсера и броненосцы, но творческий запал ушел и не хотел возвращаться. Поэтому морская авиация забуксовала, а отчаявшийся пробить головой стену Колчак в свое время плюнул на межведомственные барьеры и пошел на поклон к Александру Михайловичу.

Великий князь Сандро принял под крыло Сикорского, благодаря чему иностранные аэропланы в Императорских ВВС начали вытесняться отечественными, а на Русско-Балтийском вагонном заводе появился авиационный цех. У Галерной гавани остался опытный полигон, где на сухопутные поначалу машины устанавливались поплавки. Там, например, впервые взлетел с воды первый гидросамолет Игоря Ивановича. О взлете с баржи и спуске на нее Колчак предложил временно забыть.

Их совместная мечта о многомоторном самолете, на котором не страшно ходить над морскими просторами, нашла свое сухопутное применение в громадной машине «Гранд». Более совершенный ее вариант Сикорский обозвал по-былинному: «Илья Муромец». На нем летал в Киев и обратно, ставил множественные рекорды, но до военного применения исполина было еще ох как далеко. Да и высока оказалась его цена, которую руководящий аэропланным отделом Руссо-Балта заводчик Шидловский вывел в полторы сотни тысяч рублей. Опыты с бронетракторной техникой обходились казне не в пример дешевле.

Снова выбравшись в Гатчину через две недели, Врангель с осторожностью влез в проем дощатой панели, изображавшей лобовую броню нового Б-3. Внутри ему неожиданно понравилось. Более широкий и просторный корпус, нежели у второй серии, позволил уместить трехдюймовку справа от механика-водителя. Стоя на полу боевого отделения, вполне удобно стрелять из башенного «льюиса».

– Это самая первая прикидка, – пояснил Романов. – Я рассчитываю сделать верх лобовой части сильно скошенным назад и поднять подбашенную коробку на фут. Орудие сместится вверх и назад, доступ к прицелу и казеннику получат двое. Можно чуть удлинить корпус.

– Масса возрастет, – возразил барон, перебираясь на место водителя и представляя, как управлять машиной, когда у правого уха бабахает 76-миллиметровая дура.