Танки генерала Брусилова

Команда подобралась под стать командиру – разболтанные, хамоватые и отвратительно революционные, к тому же некомплект пять человек. Привыкший к относительному порядку на Балтике, Колчак взирал на них с изумлением. Если в Севастополе такие командиры, от адмирала до мичмана, у России просто нет здесь флота!

Как бы то ни было, реликт прошлого века вытянул баржу в открытое море. Каперанг не решился перебраться на нее. Он остался на военно-морском безобразии, чтобы хоть как-то сохранить над ним управление.

Десяток матросов, отныне приписанных к «авианосцу», солдаты, офицеры и инструкторы Качинской школы колдовали вокруг С-10, ждущего своей участи на корме баржи. Колчак определил направление ветра, ровного, но не слишком сильного в этот день, и флажками дал отмашку о готовности к взлету.

Если опрометчиво верить показаниям лага линкора №273, тандем тянулся со скоростью порядка десяти узлов. Говорят, летчики в Европе с орудийных башен взлетают, если дать тридцать-тридцать пять узлов. Куда там!

По уговору первым в кабину залез Андреади. Стоя на корме и стараясь не испачкаться о грязный леер, Александр Васильевич смотрел, как завелся мотор, заклубились дымки выхлопа. В каждую плоскость, или, как любят говорить авиаторы, в план, вцепилось человека четыре. Круг винта стал практически прозрачным, а вой движка поднялся до самых высоких нот… Отпущенный командой, «сикорский» оторвался от досок, преодолев чуть больше половины палубы, сразу чуть принял в сторону, обойдя буксир. «Ура!» – донеслось с баржи. Колчак с удивлением услышал «ура» и на миноносце. Может, не все пропало?

Биплан выписал круг, потом второй, прогудел над сцепкой. На барже началась лихорадочная возня. В носу как нелепое ветрило натянулась рыбацкая сеть. У бортов появились мешки, соединенные тросами, перетянутыми поперек настила. Команда собралась в центре площадки в готовности хоть руками ловить самолет, коли он не впишется в «аэродром».

Андреади удалился версты на полторы, развернулся и зашел на спуск. Колчак натурально перестал дышать. За секунду до сближения с баржей утих звук мотора. Аппарат запрыгал по палубе, опасно приближаясь к правому борту, запутался стойками шасси в веревках с мешками и остановился.

Тут однократным «ура» не обошлось. Дмитрия выволокли из кабины и начали качать, подбрасывая и рискуя уронить за борт, подвергнув купанию, которого он только что избежал. Потом появилась тренога с фотографической камерой, пилот стал у крыла, картинно выгнув руку, летчики и инструкторы сели у его ног.

Колчак собрался дать распоряжение на возврат к Севастопольскому рейду, но увидел яростное махание флажками. Движения не предусмотрены морской азбукой, но без того ясно – качинцам неймется взлететь второй раз.

В бинокль каперанг узнал Арцеулова, одевающего летный шлем. Тот выполнил упражнение даже увереннее, чем Андреади. По пути назад «сикорский» взлетел в третий раз и лег на курс к летному полю. Этого не было в задуманном, но Колчак одобрил замысел летунов: там аппарат в большей безопасности, нежели на палубе. А переправить его на доски проще отныне своим ходом, нежели лебедками.

Александр Васильевич вернулся на мостик. Мичман исчез, место вахтенного офицера занял боцман, за штурвалом – матрос второй статьи.

– Где командир?

– Так что отметить они изволили, ваше высокоблагородие, – несколько злорадно отрапортовал боцман. – Повод знатный. Отдыхают.

– Ну и хрен на него, – негромко ругнулся Колчак, приблизился к переговорным трубам и прокричал, чтобы услышали по всему кораблю: – Братцы! Моряки России! Сегодня впервые на нашем флоте аэроплан спустился на движущееся судно и взлетел с него. Благодарю за службу!

Затурканные и озлобленные матросы, годами не слышавшие доброго слова, толком не помнили уставной ответ. Из труб донеслось «ура» и неразборчивое «…вашвысобродь».

У самых причальных бочек боцман неловко обратился:

– Господина мичмана, как обычно, ваше высокоблагородие?

– Что, обычно?

– Домой. Они завсегда с корабля сами сходить не могут.

– Вам самим не противно? Вы – моряк Русского императорского флота, защитник отечества, а вместо службы ищете извозчика, чтобы отвезти домой пьяную рвань.

– Складно говорите, ваше высокоблагородие. Красиво. Да только куда нам? Здесь кругом так. Слово пытались замолвить начальнику миноносного отряда, у него один сказ – обращайтесь к своему командиру. А тот, кроме стакана, ничего знать не хочет. Вот и говорят агитаторы – пока народ не возьмет власть на флоте, порядку не будет.

Боцман смотрел открыто, но не нагловато, а грустно, словно с пониманием, что в дыру хуже, чем №273, его не сошлют.

– Не буду обещать того, чего не могу. А и оставлять так негоже. На берегу сдаем мичмана патрулю, я пишу рапорт на имя начальника Морского штаба. – Уловив изумление в глазах боцмана и рулевого, Колчак снизошел до объяснения: – Я не подчиняюсь Эбергарду, потому и рапортовать ему не обязан. Скрывать от Адмиралтейства, какое здесь болото творится, не имею права.