Эсэсовцы установили здесь мощную стереотрубу, сквозь которую мы могли наблюдать опушку леса, узкое открытое пространство за ней и чуть дальше – темную полосу, пересекающую пространство с севера на юг.
– Это и есть шоссе, – сказал майор СС. – Дальше за ним проходит железная дорога, а потом и расположение 12-й армии.
– А где красные? – спросил его Капо. – Представляется, что обстрел по открытому пространству куда слабее.
– Я думаю, красные просто выжидают, – ответил эсэсовец. – Они подошли к этому шоссе, наступая на Берлин, три дня тому назад. Почти все их силы сосредоточены на севере, но те, что здесь, должны предполагать, что мы будем пытаться прорваться где-то здесь. Сегодня утром мы взяли в плен красного офицера, который сообщил, что они собираются отвести часть своих бронетанковых сил от Берлина сегодня вечером на юг по шоссе. Они намереваются укрепить шоссе так, чтобы здесь никто не прорвался. Вы видите, что шоссе проходит по насыпи, которую легко оборонять. Если красные здесь закрепятся, мы ни за что не сможем продвинуться дальше этого рубежа.
– А где ваш пленник? – спросил Капо.
– Он уже умер. Но его информация верная, мы в этом убедились. – Эсэсовец закурил сигарету и неожиданно усмехнулся. – Сигареты американские, – пояснил он. – У меня есть один парень, который захватил целый грузовик таких сигарет в Арденнах. Вот, возьмите пачку. Каждому по пачке.
Вдоль линии опушки пролетел русский штурмовик, выпуская реактивные снаряды вправо от нас. Тем не менее мы все взяли сигареты и затянулись ароматным дымом. Табак в них был свежим, крепким и напомнил мне вкус первой сигареты, выкуренной мною еще до войны. Аромат их был богатым и… как же это слово-то?
– Качество, – сказал один из экипажа «Хетцера». – Да, табачок отменный.
– Это называется – такова жизнь под американцами[46]
, – произнес майор СС. – И американцам нужны будут такие люди, как мы с вами, чтобы восстановить эту страну. Не знаю, как вы, а я немного говорю по-английски.Он даже не вздрогнул, когда еще несколько советских штурмовиков с ревом пронеслись над кронами деревьев, стреляя наугад из бортовых пушек. Стреляные гильзы от них посыпались сквозь полог леса и усеяли землю вокруг нас.
– Каким же образом будем пересекать шоссе? – спросил танкист из экипажа Pz IV. – Полагаю, вам с вашими тяжелыми танками придется возглавлять прорыв.
– Да, – кивнул майор, глядя в наши лица. – Мы начнем в сумерках. Мои три «Королевских Тигра» пойдут впереди и пересекут шоссе первыми. И будут держать открытым путь для колонн, которые двинутся за нами. – Он указал сигаретой в сторону леса. – Но нам нужны будут и танки прикрытия к северу и югу от точки пересечения. Задача этих танков – не дать вражеской бронетехнике подойти и перекрыть коридор. Поэтому три «Хетцера» и одна «Пантера» займут позиции к югу, а один Pz IV и одна «Пантера» – к северу от «Королевских Тигров», каждая из групп вдоль насыпи шоссе. Вас будут сопровождать для прикрытия мотопехотинцы СС, а также те солдаты из колонн, которые могут сражаться. Есть и хорошо вооруженные штатские, их также можно задействовать. Подобным образом мы пересечем шоссе – в темноте и как можно быстрее. После этого будем продвигаться на запад без остановок. Повторяю, ни в коем случае не останавливаемся. Вы должны выдерживать темп, иначе достанетесь русским.
Он неожиданно усмехнулся.
– А потом встретимся на Эльбе. Там мы станем пленниками, но у нас будет вдоволь сигарет, друзья мои.
Капо стоял на краю гравийного карьера, глядя вниз на обреченных раненых, лежавших на своих темных подстилках: там были люди, которые знали, что их здесь бросают на милость врага.
– Еще два боя, – задумчиво произнес он. – Шоссе и за ним железнодорожная линия. Для меня другого выбора нет. Я ни в коем случае не должен попасть в плен к красным. Моя семья на западе, и все будущее, которое может у меня быть, тоже на западе. Я не смогу провести десять или двадцать лет в советском лагере в Сибири. Столько я просто не протяну.
– А если мы будем ранены?
– Я готов к этому. Послушай, Фауст. Если хочешь, ты можешь остаться. Если хочешь сдаться в плен или перейти шоссе в хвосте колонны, после нас, это все понятно. Война уже почти закончена, и я не могу заставить тебя сражаться. Посмотри сюда – только взгляни на все это.
Он показал на дерево, росшее на краю карьера. Громадное число воинских знаков различия было оставлено здесь, сотни погон и воротников болтались на ветру. Кроме них, здесь было множество сорванных с германских мундиров орлов со свастикой; широкие серебряные крылья орлов праздно трепетали между листьев, опутанные нитями, с мясом вырванными из мундиров, множество свастик, брошенных здесь как символы поражения.
– Ты видишь, все кончено, – продолжал Капо. – Но моя жизнь еще не кончена. Я должен жить хотя бы ради своих детей. Для тебя, Фауст, все, возможно, обстоит иначе. У тебя ведь нет семьи, не правда ли?
Я достал из кармана мундира помятую фотографию незнакомой мне девушки, которую дала мне ее мать в первый день моего пребывания в котле, и показал ее лейтенанту.