Танки в котле. Немецкий танкист о прорыве из Хальбского кольца. 1945

Мой башнёр привалился лицом к орудийному прицелу и застыл, не двигаясь. Я заподозрил, что он заснул, но решил, что он это заслужил.

Когда мы двигались по вересковой пустоши, я стоял в люке башни, глядя по сторонам. Я не мог заметить никаких признаков контратаки красных, хотя мы были на левом фланге, и пространство в этом направлении было пустым и открытым. Однако это не прибавляло мне уверенности. Совсем наоборот: если уж русские не хотели выпускать нас из котла, то и не должны были позволить нам спокойно пересечь западную равнину. Но разве у нас был выбор? Котел был ловушкой, петлей на нашей шее. И если это открытое пространство представляет собой другую ловушку, то она просто еще не успела захлопнуться.

В темноте, нарушаемой только вспышками разрывов и пожаров, происходили самые различные инциденты. Мы миновали мотоцикл, через который переехал танк, мотоциклист и сама машина, увиденные нами на один-единственный миг при разрыве снаряда, были изуродованы и вмяты в землю. Если какой-нибудь двигавшийся моторный транспорт по какой-либо причине выходил из строя и останавливался, на него тут же набрасывались люди и обирали его от всего остававшегося горючего и боеприпасов. В такой ситуации, при отчаянной нехватке горючего, лошади становились куда более ценным средством передвижения, чем автомобили. С высоты своей башни я видел, как двое солдат вермахта остановили телегу с беженцами, запряженную парой лошадей, обрезали постромки и ускакали верхом, предоставив возможность беженцам плестись пешком. Старший офицер люфтваффе, чей автомобиль сломался, угрожая пистолетом возчику полевой кухни, в которую была запряжена лошадь, требовал ее для себя. Он был быстро обезоружен проходящими мимо солдатами и побрел пешком вместе с другими беженцами, держа в руках чемодан.

На пути нам встречались отдельно стоявшие на равнине домики здешних обитателей, которые порой стояли в дверях, хмуро глядя на проходивших мимо них людей. При свете ракет и горящих машин на обочинах дороги мы порой видели рядом с этими домами свежие могилы. Как нам сказали, это были могилы гражданских жителей, убитых русскими, прошедшими здесь несколько дней тому назад.

На некотором отдалении впереди, там, где в небо взлетали ракеты и строчки трассирующих снарядов и пуль, находилось то место, где, как я понимал, «Королевские Тигры» танковой дивизии СС шли впереди нашего движения на запад. Когда мы приблизились к этой точке, движение людей замедлилось и стало распадаться, поскольку основная масса пехотинцев не желала или была не способна принять участие в сражении. Многие военные просто ложились на землю под деревьями, предоставляя возможность другим подойти к месту боя и сражаться за выход к Эльбе. Среди них было довольно много офицеров, стоявших молча, угрюмо уставившись в землю, подобно обиженным детям, сложив руки на груди и отказываясь отдавать приказы своим подчиненным или наводить среди них дисциплину. Женщины-беженки упрекали и проклинали этих офицеров, ставя им в пример своих мужчин, которые сражались как истинные немцы. И в самом деле, привычным уже стало видеть группы вооруженных женщин, надевших каски и сжимающих в руках маузеровские карабины или русские автоматы, намеревавшихся до последнего вздоха защищать себя и своих детей[54].

Оставив позади эти печальные сцены, моя «Пантера» достигла головы колонны, приблизившись к звукам перестрелки и взрывам. «Пантера» Капо двигалась прямо перед моей, и, ориентируясь на ее выхлопы, мы выбрались на возвышенную равнину, пересеченную оврагами и полосами кустарниковых насаждений, которые мы тщательно избегали из опасения сорвать гусеницы.

В светлеющем полумраке мы остановились около группы танкистов, стоявших вокруг «Ягдтигра» – одной из тех мощных самоходных артиллерийских установок класса истребителей танков, которые были созданы на шасси «Королевского Тигра»[55]. Громадное самоходное орудие, напоминавшее блиндаж на гусеницах, стояло неподвижно, испуская густой дым, а танкисты откачивали из его бензобаков оставшееся в них горючее.

Танкисты встретили нас с ничего не выражающими лицами. На этом этапе войны всем уже было не до формальных приветствий и отдания чести, всякие различия в званиях потеряли свое значение. Никто не проявлял никакого интереса к тому, из каких мы частей. Имело значение только одно: именно в этот момент времени мы оказались в одной точке пространства и все мы хотим объединить свои усилия, чтобы сделать наши шансы на прорыв максимальными.

– У вас две «Пантеры»? – спросил один из них. – Они могут здорово нам помочь. Впереди у нас железная дорога, но перед ней стоит русский заслон. Если мы сможем перебраться через железную дорогу здесь, то нам предстоит двигаться точно на запад. Я определенно знаю, что там, после железной дороги, нас ждет 12-я армия. Оттуда к нам прорвались несколько связных, они это подтвердили. Но если мы будем торчать здесь, то красные просто-напросто уничтожат нас с рассветом.

– Но зачем атаковать заслон? – спросил Капо. – Почему бы просто не обойти его?