Хутор Большой Мишкин. Танковые роты, приданные эскадронам, заняли исходные позиции. Вечер наступил рано, уже в пять часов над хутором сгустились сумерки. Хуторяне занавешивали окна, зажигали огни.
Алексеев, проходя по улице, заглянул в расположение кавалеристов. От дымящейся кухни далеко разносился приятный запах пищи. Получив ароматный кулеш, бойцы рассаживались и, весело обмениваясь шутками, с аппетитом приступали к еде. В сумерках можно было разглядеть и танкистов в черных ребристых шлемах, которые знакомятся с кавалеристами, ищут земляков. Чувствуется, что у солдат хорошее настроение. Еще бы, ведь армия наступает. Покончив с едой, зачистив котелок и спрятав ложку за голенище сапога, бойцы тянутся к кисетам, скручивают «козьи ножки». «Гутарют, сегодня ночью на Ростов пойдем», — на ходу слышит Алексеев. «Да, «солдатский телеграф» работает безотказно, — с улыбкой думает он. — Правильно «гутарют».
На окраине хутора танки. Молодой лейтенант, командир роты, докладывает: «Экипажи танков на отдыхе». Алексеев внимательно всматривается в лица танкистов, собравшихся небольшими группами у боевых машин.
— Это что же у вас за отдых такой? — спрашивает полковник. — Вижу, работа вовсю кипит?
Невзирая на темноту, экипажи возились с танками: поворачивались башни, поднимались и опускались стволы пушек. Командиры машин и заряжающие хотели убедиться в полной исправности танков.
— К наступлению готовимся, товарищ полковник, — поясняет командир роты…
Ранним утром раздалась долгожданная команда: «По маши-и-и-нам!» Звучит труба и у конников. Эскадроны и танковые роты двинулись в путь. В ночной тишине заревели моторы, застучали копыта.
При подходе к деревне Раковка конники спешились, укрылись за танками, обошли деревню. На фланге, где враг меньше всего мог ожидать наступления, ударили пушки. Танки и конница пошли в атаку. Немцы открыли огонь. Танки на миг приостановились, посылая снаряды по вражеским батареям, обнаружившим себя вспышками выстрелов, и снова двинулись к деревне. Вслед за ними, выхватив острые клинки из ножен, устремляются вперед всадники. Шум, топот сотен копыт, истошные крики разбегающихся фрицев. Раковка взята. Впереди пригород Ростова — поселок Орджоникидзе.
Ранним утром 29 ноября 1941 года 68-я кавалерийская дивизия и 6-я танковая бригада ворвались на улицы поселка Орджоникидзе. Сломив сопротивление фашистов, занимавших поселок, наши войска вышли на улицы Ростова.
Во главе наступающей колонны танков полковник Алексеев. Он смотрел вокруг и не узнавал город. Сотни разрушенных и полусгоревших зданий. Черные, закопченные дома с зияющими отверстиями вместо окон. У здания школы трупы расстрелянных. Их так много, что они наполовину закрывают окна первого этажа. У края тротуара лежит старик лет шестидесяти с густыми заиндевевшими бровями. На крутом морщинистом лбу желтое кровавое пятно. Стреляли в упор. Рядом веснушчатый рыжий мальчик. Живот его разворочен. И женщины… Много женщин. Изрешеченные пулями, окаменевшие, с почерневшими лицами трупы. Восемь дней в городе хозяйничали немцы. Восемь дней они издевались над его жителями. Грабили, расстреливали, жгли, разрушали. Сухими, воспаленными глазами смотрел полковник Алексеев на город, который не смог защитить, и радость возвращения омрачалась жгучей болью, вызванной страшной картиной зверств и разрушений…
Наступление продолжалось. Войска Клейста отброшены к реке Миус, что в шестидесяти километрах от Ростова. Танковая бригада, преследуя врага, вышла к крупному населенному пункту Покровское и взяла его. Бригаду вывели на отдых, но он был недолгим. 31 декабря штаб бригады получил приказ: 1 января погрузиться в эшелоны и следовать в город Изюм, в распоряжение 57-й армии Южного фронта.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться, — произнес начальник штаба Нестеров после того, как был зачитан приказ. Взглянув в карие улыбающиеся глаза капитана, Алексеев сразу понял, о чем тот будет говорить.
— Ну, что там у тебя?
— Как «что», Василий Михайлович! Новый год! Да и по приказу видно, что командование это учло.
В глазах Нестерова так и играла хитринка.
— В самом деле, Василий Михайлович! Ростов мы взяли, немцев от города угнали далеко — это раз. Под Москвой немца тоже бьют, освободили Калинин, Калугу — это два. Десант в Феодосии и Керчи — три. Но и это не все. Есть еще одно событие, которое грешно не отметить, — продолжал Нестеров, делая загадочное лицо. И только сейчас Алексеев вспомнил о своем дне рождения.
— Ну что ж, Степан Кузьмич, убедил, действуй. Надеюсь, дополнительные указания не потребуются?
— Так точно, товарищ полковник! — выпалил Нестеров и, накинув свою франтоватую, аккуратно пригнанную шинель, выскочил из штаба.