Танки возвращаются в бой

28 февраля поступила директива: наша армия, без 10-го танкового корпуса, опять передавалась в распоряжение командующего 2-м Белорусским фронтом. Это означало, что снова предстоит 125-километровый марш. А машины изношены до предела. Казалось, только чудо может сохранить их. И это чудо свершилось. Армия выполнила приказ и в назначенные сроки сосредоточилась в районе Мариенвердер. Правда, 32-я бригада не сразу вышла из боя. Она появилась в расположении корпуса только 3 марта, имея на ходу лишь 5 машин. Оставалась временно в подчинении командующего 48-й армии и мехбригада Михайлова. Теперь наша армия имела в своем составе 76 танков и САУ. Все они требовали или среднего или капитального ремонта.

Блестяще закончилась еще одна битва, проведенная 5-й гвардейской танковой армией. Наступила новая пауза. Сначала непривычная тишина действовала угнетающе. Временами казалось, что жизнь в частях замерла: не слышно пушечных выстрелов и автоматных перестуков, не видно сполохов пожарищ. Только зияющие проемы обгоревших развалин напоминали о том, что здесь недавно прошла война.

В эти дни войска 2-го Белорусского фронта продолжали успешное наступление на север и северо-запад и 4 марта овладели городом Кеслин — важным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны противника на путях из Данцига в Штеттин. После взятия Кеслина советские войска в третий раз вышли на побережье Балтийского моря. Этим самым они отрезали (с суши) Восточную Померанию от Западной и все немецкие группировки от территории остальной Германии. Теперь и войска 2-го Белорусского начали уничтожать прижатых к морю фашистов.

Не отдыхала и наша армия. Жизнь била ключом.

Д. И. Заев метался из части в часть: проводил показные занятия, инструктивные совещания, разборы минувших боев. По решению Военного совета усиленная боевая подготовка рядовых, сержантов, офицеров шла во всей 5-й гвардейской танковой армии. Генералы Синенко и Сидорович обобщали материалы прошедшей операции, составляли разработки для штабных учений и тренировок. Член Военного совета Гришин с начальником политотдела Костылевым готовили встречу с кавалерами ордена Славы и празднование второй годовщины нашей армии.

— Ну, а вам, инженерам, ремонтникам и эвакуаторам, задача известна, — сказал мне Василий Тимофеевич Вольский. — За две недели обновить всю оставшуюся технику и сделать ее вполне боеспособной. Вместе со строевыми смотрами проведем после пятнадцатого марта и смотр материальной части.

Да, мы хорошо знали свою боевую задачу и старались не потерять ни минуты, ни часа. Вечером 6 марта Пустильников уже докладывал план развертывания ремонтных работ.

— У Бочагина шестнадцать укрупненных бригад. Бригадиры те же, что работали в Польше, под Брянском. 

Несколько бригад под руководством майора Майорова остались в прежнем районе, чтобы закончить ремонт и помочь сорок седьмой мехбригаде. Остальные завтра же приступают к делу здесь.

— Инженер-майор Гусев тоже создал шесть укрупненных бригад. Часть машин двадцать девятый корпус отремонтирует силами своей базы.

С Пустильниковым мы обо всем договорились и начали было прощаться. Но в это время подъехал подполковник Бочагин. Его лицо освещала довольная улыбка, сам он выглядел подчеркнуто парадным.

— Подождите, Маер Израилевич. У Бочагина определенно хорошие вести, — остановил я Пустильникова. — Не иначе как он уже все закончил в районе Толькемита.

— Никак нет. У меня новость поважнее... — Бочагин вытянулся и официально отрапортовал: — Товарищ гвардии инженер-полковник! Вверенный мне восемьдесят третий армейский ремонтно-восстановительный батальон награжден орденом Красной Звезды. Сообщение только что поступило в штаб тыла.

— От души поздравляю вас и ваших людей. А от того, что новость дошла до вас через штаб тыла, она не стала хуже. Такое событие нужно торжественно отметить. И мы сделаем это, только позднее, после окончания ремонта. А сейчас советую вам и вашему замполиту объехать все бригады и поздравить людей. Тех, кто остался при управлении батальона, соберет и поздравит Пустильников. И тут же, товарищи, за дело. Помните, в нашем распоряжении две недели...

В Пустильникова я верил. Очень серьезный инженер и организатор, не бросающий слов на ветер, он привык к вдумчивому, осмысленному труду на станкостроительном заводе и эти ценные качества принес в армию. Его предложения всегда отличались конкретностью и обоснованностью.

Когда я назвал двухнедельный срок окончания ремонта, Пустильников заметил:

— При такой рассредоточенности за две недели не справимся. — Потом подумал и добавил: — А к двадцать пятому марта сделаем все.

Я не стал «давить» на него, так как знал, что и без этого он приложит все силы и, если сумеет, сделает раньше, чем обещал. Только предупредил, чтобы танки, оставшиеся в подразделениях, не разбирали одновременно: важно сохранить минимум боеготовности.