Вошел Сидорович, и я передал трубку. Он задал несколько вопросов, а затем приказал связистам вызвать к телефону полковника Омелюстого. Минуты через две Омелюстый доложил, что корпус ведет бой на подступах к Штефенске, но продвигается медленно из-за упорного сопротивления противника.
Только к вечеру совместно со стрелковыми частями танкисты Сахно овладели Штефенске и двинулись дальше, стремясь выйти на берег реки Пасарге.
16 февраля войска армии вели тяжелые бои на рубеже Феллоу — Кнорвальд. Я уже собрался ехать к ремонтникам, когда меня вызвали к командующему.
— Звонил генерал Сосенков. Прижимает с агрегатами. Завтра же езжай в Москву и, если потребуется, побывай у Якова Николаевича Федоренко. Новых машин не дают, а эти действительно скоро встанут.
Той же ночью я собрался в Москву.
— Загляни, пожалуйста, на минутку к Татьяне, посмотри, как там мой Васюрка, — тихо, будто смущаясь, попросил Василий Тимофеевич.
* * *
Незаметно пролетели в дороге трое суток. За это время машина прошла более 2000 километров. Перед нами была Москва.
Товарищи из Главного управления ремонта танков быстро обеспечили меня нарядами на агрегаты и запасные части. Выполнил я и все личные поручения, обзвонил семьи боевых друзей, передал приветы, а накануне отъезда навестил семью Вольского. Меня радушно встретила его жена, инженер-майор Татьяна Анатольевна. Увидел я и чудесного малыша — годовалого бутуза Васюрку. Яркий румянец полыхал на пухлых щеках, завитки светло-русых волос спадали на большой, отцовский лоб. Малыш только что проснулся и протирал кулачком глаза. Потом, придерживаясь за перильца кроватки, поднялся на ножки, протянул палец к рамке с фотографией отца и твердо выговорил: «Па-па!..»
На меня пахнуло мирным семейным уютом, и я с грустью подумал, что «папа», больной и переутомленный, так и не выбрался домой и к врачам.
— С Васюркой все хорошо, только простудился, покашливает, — пожаловалась Татьяна Анатольевна. — Вы об этом не говорите Василию Тимофеевичу, а то начнет беспокоиться.
— Обещаю — ни слова, — сказал я и подумал о том, что должен скрывать правду дважды: от жены — состояние мужа, от мужа и отца — состояние сына.
Татьяна Анатольевна с грустью говорила о том, что семейные обстоятельства вынудили ее «окопаться в тылу». И я понимал, что это ей не легко. Знакомы мы были давно. Она окончила нашу академию и на фронт прибыла в звании инженер-капитана. Когда после ранения в Крыму меня назначили в АБТУ Кавказского фронта, Пыжева была помощником по техчасти начальника фронтовой авторемонтной базы. Начальник этой базы капитан Сидоров рассказывал мне тогда:
— Ремонтники народ дошлый, сами знаете... Увидели женщину в защитной гимнастерке, со шпалой в петлице, с пучком светло-русых волос и решили: «Какой из нее помпотех!..» На следующий день предъявили ей для контроля отремонтированный мотоцикл «харлей» без коляски. Тяжелющий, крепкому мужчине с ним, проклятым, впору справиться. Ну, собралась вокруг вся ремонтная бригада — поглядеть, как офицер в юбке станет принимать машину. Некоторые иронически ухмылялись: вот потеха будет!.. А она, как ни в чем ни бывало, внимательно осмотрела мотоцикл, уверенно завела двигатель, по-мужски вскочила в седло и понеслась по узкой тропинке вдоль железной дороги. Минут двадцать гоняла мотоцикл на виду у изумленной бригады. Потом остановилась, ловко подхватила тяжелую машину под седло, поставила на подставку. Подозвала бригадира и стала показывать недоделки. Тот лишь краснел и потел... На другой день подсунули ей грузовой «газик» и тоже получили урок.
— А как теперь? — спросил я.
— Теперь дело другое. Уважают и даже побаиваются...
Татьяна Анатольевна оказала базе неоценимую услугу. Осенью 1942 года, во время отступления наших войск к Черноморскому побережью, она сумела вывести хозяйство базы через все железнодорожные пробки и разрушенные станции. Эта женщина обладала поистине неиссякаемой энергией.
...За время моего короткого отсутствия войска нашей армии вышли на реку Пасарге и форсировали ее, после чего захватили города Грунтенберг, Антикен и подошли к Мартенсдорфу. 25 февраля в районе юго-восточнее Толькемита заняли оборону с задачей: не допустить прорыва немцев у побережья и помешать им выйти на запад через косу Фрише-Нерунг.
Разыскав свое хозяйство, я прежде всего попросил Ирклея подробно рассказать обо всем.
— Немцы дрались очень упорно. Атаки и контратаки — одна за другой. Малахов и Сахно еле сдерживали напор. Реку Пасарге форсировали с боем.
— Какие бригады переправлялись?
— Тридцать вторая танковая Колесникова и пятьдесят третья мотострелковая. У танкистов большая беда: погиб полковник Колесников и ранен комбриг двадцать пятой Станиславский.
Несколько секунд мы оба молчали.
— Война, — со вздохом сказал Ирклей и перевел разговор на другую тему. — Танки уже не ходят, а ползают. Полтора месяца, как говорится, не вылезали из упряжки. В строю — около ста тридцати единиц. Большую часть надо срочно ремонтировать...