Танки возвращаются в бой

Глубокие колеи, проделанные гусеницами, то расходясь, то вновь пересекаясь, уходят на юго-запад и исчезают в туманной дали. Заправив полы шинелей под поясные ремни, вместе с военкомом Автобронетанкового управления фронта бригадным комиссаром Соломко мы бредем по топкому суглинку. Наши сапоги обросли глиной, каждый шаг стоит больших усилий.

Соломко только недавно пришел в наше управление. Несколько дней он объезжал части, знакомился с танковыми бригадами и батальонами, а затем предложил мне:

— Ну-с, теперь давайте посмотрим, что делается в ваших ремонтных хозяйствах.

Я с радостью согласился, и мы отправились на ремонтные точки.

Высокий, костистый Петр Михайлович Соломко запыхался. Остановившись на минуту, чтобы передохнуть, он шутливо заметил:

— На вашей душе грех, инженеры. Машины в парке держим, а сами на своих двоих еле движемся. Не хотят ваши автомобили по крымской грязи ходить, буксуют! Вы что, рассчитывали воевать на асфальте? Невольно сейчас коняку вспомнишь: она не забуксует. А может, возьмем трофейный тягач «крауз»?

— Это же единственная машина на рембазе, — замечаю я. — Только на ней и доставляем агрегаты к месту ремонта. Если мы на нее сядем, что будут делать ремонтники?

А вот насчет коняки — другое дело. Сейчас кавалерийская техника в большом почете. Только вы, товарищ бригадный комиссар, опоздали со своим предложением.

— Кто же меня опередил, если не секрет?

— Военинженер третьего ранга Локотош. Энергичный, боевой офицер с незаурядными организаторскими способностями.

— Любите вы расхваливать своих людей, — беззлобно упрекнул Соломко и поинтересовался: — Где, кстати, он служит?

— В пятьдесят первой армии. Руководит ремонтом и снабжением бронетанковой техники. Хвалю его не зря. Потерь в армии много, и Андрей Владимирович Локотош денно и нощно носится от танка к танку, налаживая ремонт. С первых дней наступления он подобрал себе коняку и почти не слезал с седла. Жаль только, ее недавно подбили. Ехал он к ремонтникам, а немецкая мина и упади прямо под ноги лошади. Животина повалилась замертво.

— А инженера не зацепило?

— Целехонек. Седло с убитой коняки на себе приволок в Семисотку...

Проверяя ход ремонта танков, мы с комиссаром Соломко прошагали по грязи не один десяток километров.

Подходим как-то к KB с распластанной гусеницей. Трансмиссионный люк откинут, из люка торчат две пары грязных сапог. Окликнули. Один из ремонтников опустился на землю. Это был мой старый знакомый Николай Карцев. Как всегда, он сам участвовал в исправлении повреждений. Прядь волос прилипла к его влажному от пота и масла лицу, по щекам расползлись темные подтеки, но глаза добродушно улыбались.

— Товарищ бригадный комиссар... — начал было докладывать Карцев.

Соломко остановил его:

— Ты лучше присядь, отдохни и расскажи обо всем по порядку.

— Что же тут рассказывать? Машина подорвалась на мине. Гусеница разорвана, каток разбит. Каток заменили, а потом обнаружили, что еще роликовый подшипник в коробке рассыпан. Это уже хуже. К счастью, нашли такой в батальонном комплекте. Сейчас прикидываем, как бы заменить его не вынимая коробки.

Через несколько минут из трансмиссионного отделения вылез бригадир — сержант Исаев. Голова его обмотана грязной тряпицей. На ней расплылось большое бурое пятно.

— Ранен?

— Царапнуло осколком.

— Только что, — пояснил Карцев, — над нами кружил «мессер» и строчил из пулемета. Фашистские минометчики тоже прислали несколько подарков. Вон, глядите...

Вокруг танка зияли свежие воронки.

— В танк все-таки не попали, — с радостью сказал Исаев. — А мы проживем!

Соломко насупился. Не понравилась ему такая бравада. Чуткий коммунист, он высоко ценил храбрость, но не оправдывал показной удали и бесцельного риска. А в реплике Исаева угадывалось именно это.

— Когда потребуется, любой из нас не пожалеет себя. Но зря под пули голову не подставляйте, — спокойно сказал Петр Михайлович и зашагал к следующей машине, темневшей на фоне серо-свинцового неба. 

Здесь мы встретили капитана Толмачева. Я звал, что во время атаки Толмачев двигался за танками по следам гусениц. Останавливаясь у каждой подбитой или застрявшей машины, он консультировал экипажи, подсказывал, что и как нужно делать, а если требовалось, брался за инструмент сам.

Внешне Карцев и Толмачев не похожи друг на друга. Но в их характерах, в любви к технике, в самоотверженном труде было много общего. Толмачев знал дефекты каждого танка, остановившегося на поле боя. Поэтому мы получили у капитана исчерпывающие сведения. Вынув из планшетки свои записи и просмотрев их, он заверил, что если не подведут снабженцы, то через 10–12 дней будут восстановлены все машины.

Дальше мы пошли вчетвером. На «пятачке», где совсем недавно кипел бой, стояли пять тяжелых танков. У одного из них трудилась бригада ремонтного взвода 49-й базы. Командир взвода воентехник 1 ранга Яков Головченко, молодой офицер с отличной строевой выправкой, доложил, что все идет нормально и он надеется закончить ремонт через три дня.