Танкисты Гудериана рассказывают. «Почему мы не дошли до Кремля»

Вот так моя группа и отправилась в путь, без оружия, без компаса, без офицера-командира – одна в бескрайней России. Не было никаких ориентиров по пути следования, чтобы мы могли проверить маршрут, но в конце концов мы все-таки отыскали дерево и регулировщика. Он был одет в русскую шубу, однако перепоясан портупеей и вооружен пистолетом. Батальон специально для нас приготовил обед: густой гороховый суп, который оказался очень вкусным. Атмосфера в новом подразделении была просто великолепной. Это нельзя было назвать совсем штатской атмосферой, но полностью отсутствовала строевая муштра. После обеда мы свободно могли приобрести в лавочке сигареты, шнапс, расчески, писчую бумагу. По крайней мере, мне жизнь на фронте показалась приятной. Когда стемнело, мы спустились к Волге, которая в этом месте была не слишком широка. На берегу реки нас выучили гимну батальона «Небритые и бездомные». После того как 36 человек спели эту песню, с другого берега реки послышались аплодисменты. Это были русские. Потом они спели песню, и уже мы аплодировали. Неужели война действительно такая? Мы улеглись спать на полу в русской школе. На следующий день Шминке и его группа минометчиков сопровождали отряд, которому предстояло штурмовать русские позиции. Шминке предложил штурмбаннфюреру Клингенбергу – «человеку, который захватил Белград», – чтобы минометы прикрывали атаку огнем и были установлены рядом с командиром. Было приказано сделать 20 выстрелов, и 20 мин были выпущены одна за другой. Клингенберг вскочил, когда был сделан первый выстрел, и спросил, не спятили ли мы, установив минометы совсем так близко к нему, и вообще слышали ли хоть раз о пристрелке и корректировке. Я достаточно глупо ответил: «Это не требуется». Потом мне показалось, что штурмбаннфюрер хочет застрелить меня. Остальные командиры также зловеще поглядывали на нас. Но нам повезло. Почти каждая выпущенная нами мина попала в цель, и они разбили блиндаж. Необходимость атаковать отпала. Клингенберг сказал, что нам очень повезло, но, когда я спросил, нужно ли повторить обстрел, он рассмеялся и добавил, что мы показали себя. Это был наш первый бой. Я не могу сказать, что испытал какие-то особенные чувства, но, разумеется, ощущать себя мишенью крайне неприятно».