Танские новеллы

Тут он вывел юношу из дома, дошел с ним до места, что к западу от реки Цюйцзян и к востоку от Абрикосового сада, сорвал с него одежду и нанес ему несколько сотен ударов плетью. Не вынеся боли, юноша свалился замертво; отец оставил его и ушел.

Один из тех, кто обучал песнопениям юношу, приказал человеку, с которым юноша сдружился, потихоньку проследить за ним, и вот теперь тот вернулся и сообщил об этом всем товарищам; все были очень огорчены. Двоим было приказано взять тростниковую цыновку и прикрыть труп юноши. Но когда они пришли на место происшествия, оказалось, что в нем еще теплится жизнь. Его подняли; прошло довольно много времени, дыхание юноши постепенно становилось заметным. Тогда они на цыновке снесли его к себе домой, стали поить через бамбуковую трубочку. Прошла ночь, и он очнулся.

Миновал целый месяц, но он не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Раны гноились и начали скверно пахнуть. Товарищи измучились с ним. Однажды вечером они бросили его на дороге. Прохожие, жалея его, часто кидали ему остатки пищи, так что ему хватало наполнить желудок.

Прошло десять декад, и он начал вставать на ноги с помощью палки. В лохмотьях, залатанных в сотне мест, неся ломаную тыквенную чашку, он стал обходить окрестности, занимаясь выпрашиванием пищи. Зима уже сменила осень; по ночам юноша забирался в мусорные ямы, а днем бродил по рынкам и лавкам.

Однажды утром шел сильный снег. Юноша, подгоняемый холодом и голодом, вышел, несмотря на снег, и жалобно молил о подаянии; слышавшие и видевшие его не могли не растрогаться. Но снег как раз в то время шел очень сильный, и почти все двери жилых домов были закрыты.

Юноша дошел до восточных ворот квартала Аньи и прошел вдоль кирпичной стены семь-восемь домов к северу; там были ворота, где оказалась приоткрыта одна лишь левая створка. Это был дом красавицы. Юноша не знал этого и продолжал жалобно стонать:

— Замерз я и голоден очень.

Крик его раздирал душу, слушать было нестерпимо.

Красавица, услышав его из-за своих дверей, сказала служанке:

— Наверняка это он. Я узнаю его голос, — и поспешно выбежала. Увидела юношу, худого, покрытого струпьями, почти совсем лишившегося человеческого облика.

В сильном волнении красавица обратилась к нему с вопросом:

— Вы ли это, сударь?

Юноша был подавлен и потрясен до такой степени, что не сумел произнести ни слова и только кивнул головой. Красавица подошла к нему, обняла за шею и, прикрыв своим вышитым рукавом, ввела в западный флигель. Теряя от волнения и горя голос, она прошептала:

— Это я виновата в том, что вы дошли до такого состояния.

Сказала и лишилась чувств. Тут прибежала встревоженная старуха и спросила:

— Кто это?

— Господин N, — ответила красавица, придя в себя.

— Надо выгнать его. Зачем привела сюда? — закричала старуха. Красавица, строго взглянув на нее, возразила:

— Нельзя. Это юноша из порядочного дома. Когда-то он ездил в богатом экипаже, носил золотые украшения. Придя же в наш дом, он очень быстро лишился всего. Мы с вами придумали коварный план, бросили и выгнали его, это уж бесчеловечно. Довести его до того, что он потерял волю, — это недостойно небом установленных отношений между людьми. Отношения отца и сына — от неба. А мы привели к тому, что чувства эти исчезли, что отец до полусмерти избил сына, и вот сын вследствие этого пришел в такое ужасное состояние. Все люди в Поднебесной империи знают, что я была причиной этому. У юноши при дворе полно родни, и если когда-нибудь кто-нибудь из них, власть имущий, разузнает все подробности этой истории, то нам придется плохо. К тому же мы обманывали небо, дурачили людей, и духи будут к нам неблагосклонны; не будем же сами навлекать несчастье на себя!

Вы исполняете роль моей матери[138] вот уже двадцать лет. Если подсчитать, так на меня вы истратили не менее тысячи золотых. Вам сейчас шестьдесят с лишним лет; я хочу отдать вам то, что ушло на мою еду и одежду за эти двадцать лет, и этим выкупить себя; тогда мы с этим господином поселимся отдельно от вас. Мы будем жить недалеко от вас, сможем видеться утром и вечером. Таково мое намерение.

Увидев, что волю красавицы не сломить, старуха вынуждена была согласиться. После расчетов со старухой у красавицы осталось сто золотых. Она сняла помещение домов через пять к северу; вымыла юношу, переменила ему одежду, стала давать ему рисовый отвар и поить кислым молоком, чтобы поправить его здоровье. Только дней через десять она позволила ему начать есть другую пищу. Шапка, туфли, носки — все, что она давала надевать ему, было редчайшего качества. Не прошло и нескольких месяцев, как раны на теле постепенно стали заживать, а к концу года здоровье его совершенно восстановилось.

Как-то раз красавица обратилась к нему:

— Теперь вы уже окрепли и вполне воспрянули духом. Я же все это время думала про себя, насколько сохранились у вас прежние знания?

Юноша, подумав, ответил:

— Пожалуй не более двух-трех десятых того, что знал.