Танцовщица для звездного охотника

Первый помощник набрал в грудь побольше воздуха, открыл рот, чтобы горячо возразить, но я сделал резкий жест. Уже не дружеский – командирский. Мальрих закрыл рот и выпрямил спину.

– Это не обсуждается, – резко заявил я и смягчил тон, заметив, как вытянулось лицо старого товарища. – Пойми, у меня опыта в покорении чужих планет несравненно больше. Поэтому идти должен я, – объяснил примирительно.

Мальрих тяжко вздохнул и ответил:

– Я понимаю. Твое решение разумно. Но все равно переживаю.

– Это нормально, – похлопал я по плечу первого помощника. – Но и тебе придется несладко. Дождь будет или зной, нападут ли очередные монстры, вы обязаны вплавить эрридр в вершину горы!

– Сделаем! – взял под козырек Мальрих. – А ты… будь осторожен, ладно?

– Я возьму оставшихся биоботов. Если что, они прикроют, – постарался я утешить старого друга. – А теперь иди спать. Завтра выдвигаемся на рассвете. Времени терять нельзя. Спасатели могут пролететь тут в любую минуту. Насколько я знаю, поисковики облетают планету только два раза. Если за это время не увидят признаков выжившей команды, отправятся восвояси. И нам уже никто не поможет.

Мальрих посуровел, вторично отдал честь.

– Все сделаем, капитан! – выпалил бодро и покинул пещеру.

Я лег на кровать и уснул с мыслями о Дари.

Если бы не она, не знаю, как я столько времени сохранял бы спокойствие, уверенность в завтрашнем дне и в нашей победе.

Дари

Я легла в постель почти спокойной. Ральфин обещал, что через пару дней мы прибудем на место. Заверил, что Эл и его охотники без проблем продержатся все это время. Главное, чтобы они дали знать – куда упал корабль и где разбила лагерь команда.

В том, что Эл обязательно придумает способ выжить и подать знак, я не сомневалась. Поэтому отключилась, едва голова коснулась подушки. Но сон пришел беспокойный. Я бродила в тумане, искала вельтанина, а он кричал и звал на помощь. Я видела его израненным, полумертвым, падала возле его тела и причитала. Рыдала навзрыд и молилась за своего Эла. Сердце отчаянно барабанило в груди, дышать получалось с трудом – вязкий, плотный воздух застревал в легких. Я забилась почти в конвульсиях, залилась слезами, и вдруг, внезапно кто-то затряс так, что все тело задергалось. Я с трудом разлепила свинцовые веки, проморгалась от слез и увидела лицо Ральфина. Эльталл держал меня на руках, качал и тряс, тряс и качал.

– Дари? – прошептал он, когда заметил, что я наконец-то пришла в себя. – Ты в порядке?

Я с трудом кивнула – шея затекла и ныла, по телу словно катком проехались.

Ральфин облегченно выдохнул, осторожно опустил меня на кровать и присел неподалеку, переводя дух.

Я заметила, что на нем едва накинута свободная льняная рубаха и шаровары. Наверное, эльталлский вариант пижамы. Под тонкой тканью бугрились мускулы Ральфина – все эти кубики, трицепсы, бицепсы. Эльталл был сложен как греческий бог. Впервые я видела его черные волосы распущенными. Длинные, густые пряди покрывали спину мужчины и рассыпались по голубой простыни шелковистым водопадом.

Ральфин поменял позу, пересел и снова вернулся на место.

– Все в порядке? – спросил немного хрипло и прочистил горло.

И только сейчас вдруг дошло. Эльталл не мог слышать мои крики, стоны, тяжелое дыхание. Как он очутился тут, да еще настолько вовремя?

Я присела на кровати, накинула на себя одеяло и спросила напрямую.

– Откуда ты здесь?

Ральфин пожал плечами.

– Биобот обслуги проверял отсеки. Услышал твои крики и сообщил мне на кольцо-телефон. Я прибежал сразу же.

– Ты не спал?

– Не спалось, – принц отвел глаза, словно я поймала его на чем-то интимном или неприличном.

– Сспасибо, – промямлила, потому что положение наше становилось все более неловким. Ральфин внимательно изучал геометрический рисунок на пододеяльнике – изящный, вытканный золотистыми нитями. Я смотрела в его растерянное лицо и ждала. Хотелось, чтобы принц ушел. Но выгонять его после того, как эльталл помог, утешил, вырвал из кошмара, выглядело неправильным и неблагодарным.

Я оперлась спиной на изголовье кровати, закуталась в одеяло и ждала. Ральфин молчал, медлил и все больше напрягался.

Наконец, он вскинул на меня взгляд – дурной, лихорадочный, незнакомый.