Танцовщица и султан (СИ)

Мой бесхитростный и древний как мир план — подкупить лекаря, чтобы та признала меня «непригодной для службы» — провалился по одной простой причине: тахри присутствовала при проверке и наотрез отказалась уходить, какими бы хитростями я ни пыталась ее выпроводить.

Вердикт был один — я полностью здорова.

— Что-то ты не выглядишь обрадованной этой новостью. Значит, не было никакого лекаря, говорившего, что ты чем-то там больна. — Ехидно, всезнающе ухмыльнулась тахри.

— Но у моей болезни… — «плохо прослеживаются симптомы», хотела было вывернуться я, но не успела.

— Прекрати, илври, — На этот раз прикрикнула она, — Я не выношу ложь, а у тебя на лице написано, что ты врешь. — И я поняла, что таким образом точно ничего не добиться.

Поэтому пошла ва-банк.

— Ну что ж, вы правы. — Тихо сказала я, достав из-за лифа жемчужную нить, — Однако я все-таки надеюсь, что маленький подарок смягчит ваше сердце, и вы позволите…

— Ах ты маленькая дрянь, — видно, перебивать она любит. Глаза ее так нехорошо сощурились, что я поняла — совершила ошибку. — Подкупить меня вздумала, да? Да как ты смеешь?

— Я в любом случае не пойду туда. Легче умереть. — Я не узнала собственный голос — от него веяло могильным холодом. — Силком потащите?

Бравада моя, конечно, была напускной — эти могут и силком потащить, и чего похуже сделать. Но я надеялась на свои актерские способности, на то, что в этой женщине мелькнет хоть тень сомнения, что в ней есть хоть капля женского, человеческого… как оказалось, зря — передо мной была опытная цепная собака.

Лицо ее исказилось яростью, и она вдруг дала мне пощечину.

Зашипев, как кошка, больше от оскорбления, чем от боли, я инстинктивно прижала руку к горящей от удара щеке.

Надо же, какие мы ранимые.

— Умереть, говоришь?.. Это можно. — Сардонически усмехнулась тахри, и, крепко схватив меня за волосы, потащила куда-то, как мешок с картошкой.

Я испугалась — сердце колотилось, как бешенное, но все же старалась сохранить лицо и непреклонное уверенное выражение на нем.

— Я и сама могу идти. — Больно лягнулась локтем, но та все равно держала крепко.

Тахри подтащила меня к ближайшему окну и почти что ткнула носом в стекло.

— Смотри. Видишь то озеро? — На горизонте и впрямь блестела длинная полоска воды, — Оно большое и глубокое, как море. Знаешь, сколько неугодных девушек из этого гарема утопили там? Не счесть. Многих еще забили до смерти кнутами и заперли с сотнями голодных кошек… И нередко — из-за того, что эти несчастные девушки были чрезмерно своевольны, забыли о том, что они рабыни и целиком и полностью принадлежат господину. О том, что ничего своего у них — и у тебя тоже — нет. Нравится такая участь?

Глядя на длинную полоску воды вдалеке, я инстинктивно схватилась за горло. Шторм. Вода, вода, везде вода… она накрывает меня, не дает дышать… Я тону. Из этой ледяной бездны нет спасения.

Все что угодно, только не это.

— Нет, — Задохнулась ужасом, — Идите к тьме… — Через силу прохрипела я, хотя это прозвучало скорее как мольба о помощи утопающего, чем твердый отказ.

— Ну что ж, хорошо, — смерив меня странным взглядом, пожала плечами она, и хлопнула в ладоши, — Стража, — Я вздрогнула от резкого звука и вытянулась струной, когда словно из ниоткуда появились двое высоких сильных стражей, — В озеро ее.

Что? В озеро? Она имеет право утопить меня, эта самодовольная мымра? Да, управляющая гаремом, но…

Стражи, равнодушно взглянув на меня, подхватили под руки, и я похолодела.

Это все всерьез. Меня утопят.

— НЕТ, — В ужасе крикнула я, но меня волокли дальше, — Нет, пожалуйста. Да что ж вы все за изверги тут такие? Хорошо, я… я согласна.

— Ну вот. Зря упрямилась. — Мерзко улыбнулась тахри, — А теперь быстро ступай в баню, я пришлю тебе девушек в подмогу. — Сказав это, она жестом освободила стражу и ушла.

А я осталась одна в коридоре, пытаясь успокоить бешено рвущееся из груди сердце.

Господи, спаси…

* * *

Душный белый пар, теплая вода по телу, мягкая пена, запах травяных отваров, масел и благовоний… Здешние бани в принципе понравились мне, похожи на турецкие, но отсутствие родного русского банного веника и парилки огорчило в первый день пребывания здесь. Сейчас же было все равно на любую подобную мелочь.

Напряжение стало настолько явственным, осязаемым, что мне казалось, будто я чувствую его прогорклый вкус на языке. Руки мелко дрожали, как бы я не пыталась себя успокоить.

«Так, соберись. Ничего страшно не случится. — Как-то не совсем убедительно утешала себя я, — Это всего лишь секс. Чай, не девочка, переживу как-нибудь. Наверное…».