— Я давно не звал тебя, брат, — голос человека звучал тихо, так тихо, как позволяют говорить себе те, чья власть — абсолютна. — Я давно не звал тебя, ибо у тебя — свой путь, а у меня — свой.
— Ты сделал свой выбор, — согласился гость.
— Да. И не жалею. Люди достойны того, чтобы иметь право на знание. К тому же среди младшего народа есть немало тех, в ком течет древняя кровь, ведь наши племена жили рядом не один век.
— Ну и что? Люди по-прежнему молятся своим богам.
— Людям нужна вера до тех пор, пока они ни потянутся к знанию.
— И что же ты хочешь теперь?
— Мне нужно спрятать несколько вещей. Сюда идут другие люди. Ты таких еще не видел. Они не почитают младших богов, но называют себя рабами Единственного.
— Зачем Единственному рабы?
— Не знаю. Но им так нравится, это позволяет им вести себя как рабы. Больше всего на свете они любят золото…
— Ты хочешь спрятать золото?
— Для тех, чье время пришло, — всего лишь золото. Для тех, кто умеет видеть, — средоточие знания.
— Я понял, — кивнул человек-тигр. — Но почему ты отдаешь это сокровище мне? Я давно забыл человеческие беды и об этой забуду.
— Потому что завтра меня, скорее всего, не станет, — голос монаха был спокоен, но его гость ощутил такой холод, что ему пришлось поплотнее укутаться в тяжелый халат:
— Хорошо, я буду помнить. Но… люди? Ты считаешь: знание нужно им…
— Не всем. Но ты узнаешь того, кто придет не за золотом.
Когда наступила ночь, два старика вышли из монастыря, и каждый нес по тяжелому тюку.
Они поднялись на скалу и там, в скрытой от всех пещере, спрятали завернутые в промасленную кожу книги с золотыми листами.
Наутро же к монастырю подошли солдаты Белой Королевы. Их послали сюда, в горы, чтобы усмирить восставшие кланы, которые не приняли решение раджи и не хотели встать на колени перед портретом женщины. Но солдаты узнали о том, что в монастыре есть много драгоценностей. Солдаты ворвались в молельню и увидели статую танцующего бога и сидящего перед ней старого монаха. Статуя была сделана из золота, а вместо глаз — драгоценные камни. А еще в молельне были драгоценные курильницы, и чаши для подношений, и многочисленные гирлянды и ожерелья.
— Вот это удача! — воскликнул командир. — Мы вернемся домой богатыми!
На одинокого старика он не обратил никакого внимания. Но монах, только что спокойно сидевший на полу, вдруг оказался рядом с командиром и тихо сказал:
— Не советую тебе покушаться на то, что тебе не принадлежит.
Он произнес эти слова на том языке, на котором говорят в стране Белой Королевы. Но солдаты только рассмеялись:
— Ты еще будешь советовать нам, желтомордая обезьяна! Пшел вон!
Монах покачал головой и ничего не ответил, улыбнувшись галдящим людям, словно они — расшалившиеся дети. Тогда командир выхватил пистолет и выстелил старику в грудь. Того отбросило на несколько шагов, но монах удержался на ногах:
— Что ж, глупцы, поступайте, как знаете.
Он повернулся к солдатам спиной и медленно ушел вглубь молельни, туда, где за алтарем была небольшая дверца, ведущая в лабиринт вырубленных в скале переходов, соединявших между собой кельи. Из раны на спине монаха толчками выплескивалась кровь, пачкая белую одежду, но он все шел и шел, и это продолжалось так долго, что один из солдат не выдержал и прошептал:
— Этого не может быть! Сэр, вы же прострелили его насквозь!
— И еще раз прострелю! — прохрипел командир и разрядил вслед монаху второй пистолет.
Но старик даже не обернулся, когда пуля клюнула его в лопатку, вырвав клок ткани. Лишь дернул плечом.
Солдаты взяли в молельне все драгоценности, но никто не решился свалить с постамента и разбить на куски статую бога.
А небесный танцовщик смотрел на притихших рабов Единственного, которые словно нехотя складывали в свои ранцы нити жемчуга и золотые чаши, и изумруды в его глазах странно переливались, словно он смеялся над людьми.
Потом один молодой охотник нашел умирающего белого тигра. Парень оказался не из робких, и у него было доброе сердце. Он напоил зверя отваром трав, смешенным с молоком и маслом, который дала ему в дорогу мать. На следующий день охотник пришел в пещеру, где прятался зверь, но увидел там обнаженного юношу, прекрасного, как сама весна. Тело его было совершенно, если бы ни шрамы на груди, волосы белы как снег, а глаза — ярко-желтые, словно осенние листья.
— Здравствуй, брат! — сказал юноша. — Здравствуй и прощай!
— Постой! — удивился охотник. — Почему ты зовешь меня братом?
— Потому что ты заставил меня снова вернуться сюда. Пока есть такие, как ты, мой путь не завершен. Когда-нибудь ты или твои дети… когда-нибудь вы вспомните… И я вспомню то, что забыл, пока был мертв…
Потом юноша взмахнул руками и превратился в белого тигра. В несколько прыжков тигр достиг опушки и скрылся в лесу.