Дочка не понимала, куда подевался любимый папа, поэтому я старался каждый вечер приезжать и укладывать ее спать. Это была мука для меня – сердце разрывалось на части.
В конце концов, у нас был общий, очень любимый ребенок, который совершенно не заслуживал страданий из-за маминых и папиных жизненных метаний. Саша в Америке начала брать уроки большого тенниса, и в Москве мы решили продолжить эти занятия. Я отвел ее в «Сокольники» на просмотр к великой Ларисе Дмитриевне Преображенской. Это первый и на долгие годы единственный тренер Анны Курниковой. Мы опоздали к набору где-то на месяц, но Лариса Дмитриевна, узнав, кто родители Саши, сделала для нас исключение и назначила время для просмотра, предупредив при этом, что никаких гарантий она не дает. На следующий день мы приехали в назначенный час, и тренер стала тестировать Сашу: бег, прыжки, ускорения, ловля мяча рукой. Она даже не просила взять с собой ракетку.
По окончании урока Лариса Дмитриевна вынесла свой вердикт: ребенок способный, хорошо координированный, берем ее в нашу группу. Мы были на седьмом небе от счастья. У Саши появилось любимое дело, да еще в одной из лучших школ России. Впоследствии Сашка добилась очень приличных результатов на детском уровне, даже была запасной на детском чемпионате Европы для 12-летних, но однажды подняла с плиты кастрюлю с супом, неудачно повернулась, и вдруг что-то щелкнуло. Она почувствовала резкую боль. Все практически как у папы. Травма оказалась серьезнее, чем мы предполагали. Саша выходила на корт, но через полчаса боль становилась невыносимой. Опять следовал полный отдых с различными физиопроцедурами, затем – попытка выйти на корт, и все по новой. Она потеряла около семи месяцев, и когда вернулась, все ее соперницы убежали далеко вперед.
Саша сильно переживала и пахала на тренировках не меньше мамы с папой. Получалось не всё, ведь после травмы ты еще и слушаешь свой организм, который боится опять получить травму. Как следствие, возникали аккуратность и боязнь совершить ошибку в розыгрыше мяча. Однако Саша продолжала заниматься теннисом. Была и теннисная академия в Австрии, потом теннисная академия во Франции, в Ницце. Сашу хвалили и говорили, что она большой талант и трудяга, но как только приходило время турнира, ее зажимало и сводило все конечности. Те, кто когда-либо играл в большой теннис, меня поймут.
В 17 лет дочка сказала нам, что очень устала от тяжелой работы без какого-либо результата и решила завершить свою теннисную карьеру.
В 17 лет дочка сказала нам, что очень устала от тяжелой работы без какого-либо результата и решила завершить свою теннисную карьеру.
Сейчас она учится в МГИМО, прекрасно поет, записывает музыкальные клипы и трепетно относится к маме и папе. Мы с Таней очень любим Сашу и гордимся ею.
Глава 27
«Ледниковый период»
С 2007 года проект Первого канала видоизменился – отныне он назывался «Ледниковый период», и на должность второго тренера-постановщика пригласили вашего покорного слугу. Такого формата в мире ледовых телевизионных шоу еще не было. Я, конечно, здорово разгрузил Илью Авербуха и сильно загрузил себя. Итак, я работал с утра где-то до трех часов на катке «Центральный», а потом мчался на «Мосфильм», где располагался павильон для съемок. Там что-то постоянно ставилось, происходил выбор музыки, случались муки творчества – все это где-то до часа ночи. И так каждый день в течение четырех месяцев на протяжении десяти сезонов. Только вторник я считал выходным днем.
На каток я не приходил, а сразу приезжал к десяти утра на «Мосфильм» на выставление света для съемок и репетицию номеров. К двум часам дня все, включая тренеров, шли на грим. Приезжали пять звездных судей, одной из них была бессменный главный судья Татьяна Анатольевна Тарасова. Несомненно, за эти годы она стала настоящим брендом этого любимого телепроекта. К трем часам, одевшись в красивые костюмы, мы, тренеры, усаживались на огромном диване, провожая на лед и встречая наших подопечных. Конечно, это были не чемпионаты мира или Олимпийские игры, но, поверьте, эмоции зашкаливали. Времени на подготовку номеров всегда не хватало по причине того, что многие артисты не приступали к разучиванию шагов и поддержек, пока они не поймут идею номера. Их вопрос всегда звучал одинаково: «Что я играю? Каков мой образ?» Я понял, что для артиста это безумно важно. И убедить артистов пойти на лед и набрать побольше интересных шагов и связок было практически невозможно. Порой поиск музыки и образов затягивался до воскресенья, а то и до понедельника, а во вторник уже была съемка.