Танцы по-нестинарски

С Исаем его свели приступ тахикардии и любовь к книгам. Приступ был нелепый, как-то вечером он засмеялся, и сердце вдруг задёргалось, задрожало, будто заячий хвост, стало трудно дышать. Тамара, недолго думая, вызвала «неотложку». Приехал сравнительно молодой врач, сделал укол, посоветовал, как можно сбить учащённый ритм без помощи лекарств. Пока говорил, откровенно жадным взором шарил по стеллажам в кабинете Лахтина: выделил сразу «Дневник» Жюля Ренара и двухтомник Джерома, поинтересовался, где и почём он брал Булгакова. Лахтин почувствовал родственную душу. «На чёрный рынок в воскресенье сходишь, цены услышишь, вот тебе и приступ», пошутил он. Исай оказался знатоком в этом вопросе. Он тут же сказал, что это пока цветочки: книжный бум, мол, впереди, – и будто в воду смотрел. Сошлись они и на фантастике. Лахтин показал библиотечку отечественной и зарубежной фантастики, которая насчитывала около пятисот томов, похвастался тремя своими рассказами, опубликованными в журнале. Исай согласился: труд писателя заманчив, но уж очень зыбкий, даже настоящий большой талант не гарантирует ни денег, ни тем более признания. «Как хобби это прекрасно, – засмеялся он, выслушав признание Лахтина о его публикациях в журнале. – Но для профессии – жидковато».

Ему и только ему сказал Лахтин на какой-то гулянке об Йегресе.

– По-видимому, это результат моего увлечения фантастикой, – предположил он, заканчивая свой рассказ о приключениях на острове. – Я пару лет назад даже повестушку хотел написать о «чёрном человеке». Но потом раздумал. Скажут ещё, что у Есенина содрал. Это первое объяснение.

– А второе? – спросил, улыбаясь, Исай.

– Ты знаешь, существует гипотеза, что параллельные миры в самом деле возможны. Я как физик...

– Старик, – перебил его Исай, – гипотез тьма, а истина всегда конкретна. Есть ещё одно объяснение: элементарный схизис, то есть шизис. Раздвоение личности.

– Ты что?! – возмутился Лахтин. – Я вполне нормальный. Да и откуда, почему?

– Вот уж этого не знаю. Может, и фантастика повлияла... Плюс большая доза алкоголя... Да ты не переживай, старик. – Исай обнял Лахтина. – Мы все немного чокнутые. Абсолютно нормальных людей сейчас нет – наукой доказано.

– Это опасно? – Лахтин уже успел испугаться.

– Не думаю. – Исай пожалел, что напугал приятеля. – Если хочешь, устрою тебе консультацию. У меня в шестнадцатой знакомый психиатр работает. Во-о-от такой мужик! Правда, тоже чокнутый – фразы сочиняет. Те, что «Литературка» печатает. То есть его не печатает, я вообще... – Исай запутался в словах, махнул рукой и предложил: – Пойдём лучше выпьем за твоего двойника.

– Это идея! – обрадовался Лахтин. – Подумать только! – захохотал он. Чокнутый психиатр. За это, право, стоит выпить.

Финал разговора, как ни странно, успокоил Лахтина. Так уж вышло, заключил он, что переход из журнала в заводское КБ совпал с появлением в его жизни двух новых и очень важных для него лиц – эфемерного наставника и маленькой женщины.

Как-то Лахтин записал в блокноте: «Почти одновременно жизнь подарила мне свой Дух и свою Плоть. Это ли не счастье?!»

И вот сейчас, по прошествии лет, потягивая на чужой лоджии сигарету и глядя на ночной город, Лахтин вдруг с грустью понял, что он не напрасно тогда поставил в конце, может быть, чересчур пышной, но в общем искренней фразы знак вопроса. Это не есть счастье. Плоть наскучила, а Дух в образе Злодея удручает.

«Всё-таки жизнь – это бег. Даже когда не хочется бежать, – подумал он, нервно закуривая новую сигарету. – Вопрос только в том, куда и зачем бежать. Тысячелетний вопрос... Если моя борьба с Йегресом (или его со мной) – болезнь, то всё не так уж безнадёжно. Ведь я, получается, сознаю свою порчу. Но если это игра... – Лахтин мысленно споткнулся. Он на миг испугался такого предположения, но тут же высмеял себя. – Ну и что, если игра?! В любом случае это попытка разобраться в жизни, в своей душе и судьбе. И не только в своей. Таких, как я, рефлексирующих, сейчас полмира. И что плохого в том, чёрт побери, что мы пытаемся понять себя и мир, что мы мучаемся своими сомнениями и противоречиями? Гораздо страшнее те, кто не прав, но уверен в своей правоте. Вот уж кто есть самые настоящие чудовища».

Однажды Лахтин ездил в Болгарию, где видел хождение по огню. Водил на зрелище его знакомый журналист и писатель Святослав. Он же познакомил со знаменитой нестинаркой Невеной, которая во время их необязательного разговора вдруг куда-то исчезла и вернулась, лишь когда заиграли волынки. Это уже была другая Невена. Где-то остались её европейская одежда, обыденность манер. Полузакрыв глаза и раскинув руки, в расшитой рубахе до колен, она стремительно прошла через живой коридор и так же легко и естественно, как шла, ступила в огненный круг.