Тараканы

Стол, вокруг четыре стула, шкаф, две бутылки пива, мужчина на полу, неподвижный, лужа крови у его головы, его рука в ее волосах, под стулом пистолет, на стене картина с фруктами на блюде и пустой вазой. Натюрморт. Неподвижная жизнь. Nature morte. Свет фонаря упал на лицо девушки, и он увидел снова: ножка стола и ладонь, обращенная вверх. Вспомнил ее голос: «Чувствуешь? Ты обретешь вечную жизнь!» Словно она пыталась собрать остатки энергии в последнем протесте против смерти. Дверь, морозильник, зеркало. Прежде чем ослепнуть, он увидел сам себя: фигура в черном, черная шапочка на голове. Вид палача. Харри уронил фонарик.

– Как ты? – спросила Лиз, положив руку ему на плечо.

Он хотел ответить, открыл рот, но не издал ни звука.

– Это действительно Уве Клипра, – сказал Лёкен. Он присел на корточки возле убитого, голая лампочка на потолке освещала сцену. – Странно. Я месяцами выслеживал этого парня.

Он положил руку ему на лоб.

– Не трогай!

Харри схватил Лёкена за шиворот.

– Не…

И так же быстро отпустил его.

– Прости, я… только не бери ничего. Не сейчас.

Лёкен лишь молча взглянул на него. Между безволосых бровей Лиз залегла глубокая морщинка.

– Харри, ты как?

Он опустился на стул.

– Все закончилось, Харри. Я устала, мы все устали, но все уже позади.

Харри только покачал головой.

– Ты хочешь что-то сказать мне, Харри?

Она наклонилась к нему и положила свою большую горячую ладонь ему на лоб. Так делала когда-то его мать. Черт.

Он вскочил со стула и выбежал вон. Лиз и Лёкен о чем-то тихо переговаривались в комнате. Он посмотрел на небо, ища хоть одну звезду, но не мог отыскать ни единой.

Время близилось к полуночи, когда Харри позвонил в дверь. Открыла Хильде Мольнес. Он смотрел в пол – забыл предупредить по телефону, что придет, – и теперь слышал по ее дыханию, что она вот-вот разрыдается.

Они вошли в комнату и сели. Бутылки с джином не было видно, и хозяйка выглядела трезвой. Она вытерла слезы.

– Знаете, она хотела стать прыгуньей с трамплина.

Он кивнул.

– Но ей не разрешали участвовать в обычных соревнованиях. Судьи не знали, как ее оценивать. Некоторые считали, что отсутствие одной руки – преимущество при нырянии и что это не по правилам.

– Мне жаль, – сказал наконец Харри.

Это были его первые слова с момента прихода.

– Она не знала об этом, – продолжала Хильде. – Если бы знала, то не разговаривала бы со мной так.

Ее лицо сморщилось, она всхлипнула, и слезы ручьями потекли по морщинкам вокруг рта.

– О чем не знала, фру Мольнес?

– О том, что я больна! – вскрикнула та, закрыв лицо руками.

– Больна?

– Зачем же, вы думаете, я глушу себя алкоголем? Мое тело уже сожрала болезнь, осталась гнилая ткань из мертвых клеток.

Харри молчал.

– Я собиралась рассказать ей об этом, – прошептала она сквозь прижатые ко рту пальцы. – Что врачи дали мне шесть месяцев. Но никак не могла найти хорошего момента.

Голос ее звучал еле слышно.

– Хороших моментов больше нет.

Не в силах сидеть, Харри подошел к огромному окну, выходящему в сад, избегая смотреть на семейные фотографии, развешанные по стенам, поскольку знал, на ком остановится его взгляд. Лунный свет играл на поверхности бассейна.

– Вам звонили люди, которым ваш муж задолжал денег?

Фру Мольнес опустила руки. Глаза ее покраснели.

– Звонили, но с ними разговаривал Йенс. С тех пор я ничего не слышала.

– Значит, он позаботился об этом?

Зачем он спросил именно сейчас? Возможно, это попытка утешить ее, напомнить, что о ней есть кому позаботиться.

Она молча кивнула.

– И теперь вы поженитесь?

– А вы против?

– Нет, почему я должен быть против? – Харри повернулся к ней.

– Руна… – Она не могла говорить, слезы снова заструились по ее щекам. – Я видела в жизни мало любви, Холе. Каких-то несколько месяцев счастья – и наступает конец. Почему она не могла позволить мне любить?

Харри смотрел, как на поверхности бассейна плавает лепесток цветка. И вспомнил о баржах из Малайзии.

– Вы его любите, фру Мольнес?

В наступившей тишине ему почудился рев слонов.

– Люблю? Какое это имеет значение? Мне достаточно воображать, будто я люблю его, и я думаю, что полюбила бы кого угодно, лишь бы он любил меня. Понимаете?

Харри посмотрел на бар. До него было три шага. Сделать три шага, взять два кусочка льда и бокал. Он закрыл глаза и представил себе, как кусочки льда, звеня, танцуют в бокале, как бокал наполняет коричневая жидкость и как к спиртному с шипением примешивается содовая.

Глава 45

Было уже семь часов утра, когда Харри вернулся на место преступления. В пять он утратил всякую надежду поспать, оделся и сел в прокатную машину, по-прежнему стоящую в гараже. В доме никого не было, следственная группа завершила работу еще ночью, теперь она вернется только через час. Он приподнял оранжевую заградительную ленточку и вошел в дом.

При дневном свете здесь все выглядело иначе, мирно и прибранно. И лишь следы крови и нарисованные мелом контуры двух тел на шершавом деревянном полу свидетельствовали о том, что это та самая комната, в которой он был накануне вечером.