Таргитай

– Он голубоглаз, – добавил Степан, – и волосы у него, как пшеница в знойный летний день. А еще – против его Меча не выстоит ни один смертный. И он играет на простой дуде так, что заслушаться может и землепашец, и царь…

Таргитай снова горестно вздохнул. Он посмотрел на Степана как бы извиняясь, что не открыл секрет ранее. Бородач встретил его взгляд, и Тарх увидел, как щеки Степана побагровели от ярости.

– А еще некоторые говорят, что будто видели Сварога в Аргоне, – произнес он, голос сделался тише, теперь напоминает шипение змеи. – Что будто бы он уже уничтожил Протея, победил громадного волка в горах и теперь будет помогать воинам царя на войне в Куявии! Кто-то вообще открыто говорит, что Сварог под личиной простого воина живет в царском дворце!

Таргитай со вздохом поднялся. На сердце такая тяжесть и горечь, будто их собрали со всего мира и навесили эту ношу на его плечи.

– Степан, я…

– Это ты, Таргитай?! – гаркнул бородач, задыхаясь от ярости. – Сварог – это ты, верно? Я зрел изваяние в святилище! Молодой парень с дудочкой и мечом! Это же ты?! Отвечай!! Да разве такое возможно?!

Таргитай горестно развел руками. Попытался примирительно улыбнуться, но улыбка вышла кислой и тут же пропала. Плечи поникли, лицо сделалось скорбным.

– Я не хотел этой ноши. И не выпрашивал. Быть богом – тяжкое бремя, от которого я пока что бегал, но, чую, скоро придется эту ношу принять. А заодно и ответственность. А тебе сказать я не мог. Эту тайну не ведает никто из людей… Кроме двух моих друзей, коих ты никогда не встречал.

У Степана кровь прилила к щекам. Глаза широко распахнулись в ярости.

– Тебе в жертву приносят людей! И – моего брата! Будь ты проклят, Таргитай!

Степан бросился, сжав кулаки, но Тарх его оттолкнул. Бородач отлетел, с глухим стуком ударился о стену. Вышло щадяще, невр почти не вкладывал сил. От осознания этого Степан весь позеленел, ощутив волну злости.

– Да сдохни ты! – прошипел бородач. – За моего брата! Иван! Эта кровь льется за тебя!!

Он выхватил нож, шагнул вперед. Таргитай быстро перехватил руку с оружием, но споткнулся, и оба покатились по полу.

За дверью раздался топот бегущих ног. Грохнула о стену дверь, в комнату ворвались трое стражей.

– Убью… я тебя убью! – орал Степан, держа лезвие над лицом Таргитая, но не в силах убрать эту неимоверно сильную руку, что не дает вонзить нож в глаз.

Таргитай весь напрягся – в Степана словно вселился Ящер, он навалился, точно каменная плита, и все, что Тарх может сделать это удерживать его руку с ножом.

– А ну не балуй! – заорал старший стражник. – Прекратить, я сказал!

Все трое бросились к ним и с трудом оттащили Степана. Это далось непросто, лица воинов от усилий побагровели, они дышат с натугой. Бывший разбойник смотрит обезумевшими от ярости глазами, тяжело дышит, по лицу скатывается пот.

– Прочь, сволочи! – гаркнул он. – Прочь с дороги! Всех порешу!

Он ударил одного стражника кулаком в лицо. Вскинул над головой нож, метя в лицо второму. Меч третьего воина ударил, с чавканьем разрубив Степана до середины груди.

Бородач охнул, тяжело упал на колени. На лице проступила страшная боль и отчаяние. Он закричал, словно раненый зверь, которого загнали собаки. Пальцы разжались. Нож со стуком выпал на пол, где медленно растекается темная лужа крови.

***

В комнату втащили кадку с горячей водой. Служанки раздели Таргитая, ласково усадили внутрь. Ловкие, умелые руки со всех сторон принялись тереть пучками ароматных трав, смывая грязь и пот. Невр, что обычно заглядывается на всех девок поблизости, на этот раз даже не заметил, что его моют. Позволял себя тереть и скоблить, но мыслями улетел далеко.

Вытерев досуха, одели в новенькие штаны, рубаху. Сверху кожаный жилет с золотыми пуговицами. Надели серебряную цепочку с амулетом из бирюзы – чистой и голубой, как само небо.

Девушки смотрят с сожалением. У одной на лице промелькнуло сочувствие – золотоволосый богатырь в горьких думах не замечает, что любая из них готова немедленно исполнить любые его желания. Хоть и родить от него детей, даже если он потом умчится на дальнюю заставу или, не дай боги, сгинет в предстоящей войне, о которой твердят волхвы.

Когда ушли, оставив его одного, Таргитай продолжал мерить шагами комнату. На лице глубокая скорбь, в глазах – мука за всех людей, что погибнут в предстоящих битвах, оросят кровью землю, станут кормом для падальщиков.

Красивая молодая служанка внесла в комнату поднос с исходящей паром едой. Накрыла рушником, чтоб дольше оставалась горячей. Глянув на всё ещё пребывающего в странной задумчивости богатыря, сокрушённо покачала головой и вышла, тихонько притворив дверь.

Дудошник и не заметил, как за окном стало темнеть, жара уступила место ночной прохладе. Прямо над окном зависла большая, в тёмных пятнах луна. Бледный свет заливает середину комнаты, загадочно освещает раскинувшийся внизу город.

У невра громко заурчало в животе.

– Беда, – прошептал он, – беда. Я теперь вроде как бог. Никогда не думал, что они так переживают за людей! Они ж жертв постоянно хотят – девственниц им подавай, свежую кровь на капище!