Тарикат (СИ)

Стена на краю деревни находится на земле, принадлежащей двум сиротам. Их отец был благочестивым человеком. Под этой стеной он спрятал сокровища для своих детей, вверив их сохранность Аллаху. Если бы стена обрушилась до того, как эти сироты вырастут, то жители деревни растащили бы клад. Всевышний же пожелал, чтобы эти дети достигли совершеннолетия и отыскали свое наследство.

Мальчик был сыном праведных родителей. Однако в будущем он стал бы закоренелым грешником и мог сбить с пути истинного мать и отца. Поэтому я и пресек его жизнь. Взамен Всевышний дарует этим людям благочестивого ребенка, и они утешатся.

Все, что я сделал, было для этих людей величайшей милостью Аллаха. И действовал я не по своей воле, но выполнял волю Господина нашего. В этом и кроется истинная суть моих деяний.

Муса понял, что перед ним величайший праведник, и мысль о разлуке опечалила его.

Вдруг появилась птица и, чирикая, закружилась перед ними. Затем она села на гладь озера, сунула клюв в воду, встряхнулась и улетела.

Праведник жестом поблагодарил птицу и обратился к Мусе:

— Знаешь, что сказала нам эта птица? Она напомнила, что несмотря на все наши знания, твоя и моя мудрость по сравнению с мудростью Всевышнего все равно что капля воды в океане.

Муса проследил взглядом за птицей. А когда повернул голову — незнакомца и след простыл«.

Какое-то время они ехали молча. Аль-Хассар был настолько впечатлен историей, что не нашелся, что ответить. Ибн Араби, зная, что творится на душе спутника, оставил того в раздумьях.

— Почтенный Мухйиддин, мне не дает покоя один вопрос: кем был тот праведник, кого Аллах наделил столь великим знанием?

— Аль-Хадир, покровитель и наставник суфиев, — как ни в чем не бывало отозвался шейх.

— Но откуда тебе известно? — изумился ученый.

Ибн Араби поравнялся с верблюдом собеседника и, склонившись, таинственным голосом произнес:

— Зеленый сам сказал мне об этом.

***

Убитый горем, не в силах пошевелиться, я так и сидел возле злополучного резервуара, пока на меня не наткнулись стражники амира. Сухими без единой слезы глазами я уставился во тьму, отрешившись от всего мира. Сердцем я понимал, что Хасан мертв, разум же отказывался это принимать. Внутри меня словно что-то оборвалось и безвозвратно скрылось в широко распахнутых стеклянных глазах дяди.

Что-то тяжелое легло на мое плечо и слегка сжало. Я дернулся и резко обернулся.

— Свои, — успокоил меня воин в шлеме, с копьем и щитом в руках. — Ты не ранен, идти можешь?

Я молча кивнул.

— Общий сбор в центре лагеря, — стражник махнул рукой, указывая направление. — Бедуины ушли, шагай спокойно.

Но я и не думал вставать. Как я мог оставить тело Хасана, не предав его погребению?

— Чего застыл? — подстегнул второй стражник. — Или хочешь остаться тут на поживу шакалам?

Я медленно поднялся, повернулся в сторону бассейна, и, опершись на бортик, заглянул вниз. Тело Хасана никуда не делось. Сглотнув комок, я еле слышно произнес:

— Там мой дядя, его нужно похоронить.

Стражники поравнялись со мной, бросили взгляд на воду.

— Аллах, прими душу раба твоего, он погиб за правое дело! — тихо промолвил тот, что первым обратился ко мне. Затем повернулся и взглянул на меня. Жесткие черты его лица смягчились.

— Мы соберем тела и сделаем общую могилу. Никто не останется забытым, — пообещал мужчина. — Ступай.

И тут незримая преграда дала трещину, и я ощутил, как глаза наполняются влагой. Я благодарно кивнул, отвел взгляд и бросился прочь, не желая проявлять слабость на глазах воинов.

***

— Медина!

— Лучезарная!

— Пристанище Посланника!

— Хвала Вседержителю, мы добрались!

Народ вокруг пришел в возбуждение, загомонил, засуетился.

Я же пребывал на грани между забытьем и бодрствованием, поэтому не обратил на воодушевление паломников ни малейшего внимания. Терзаемый головной болью после очередного кошмара и удрученный гибелью Хасана, я еле держался в седле. В глазах стоял туман, в голове шумело. Время от времени я выходил из полуобморока, и тут же перед глазами вставал образ десятков завернутых в саван покойников на дне огромной песчаной могилы, а в ушах звучали слова «Йа Син», произнесенные муллой:

«Воистину, Мы оживляем мертвых и записываем то, что они совершили, и то, что они оставили после себя. Всякую вещь Мы подсчитали в ясном руководстве Хранимой скрижали.

Сегодня ни одной душе не будет причинено никакой несправедливости, и вам воздастся только за то, что вы совершали.

Воистину, обитатели Рая сегодня будут заняты наслаждением.

Милосердный Господь приветствует их словом: „Мир!“»

— Эй, брат, — кто-то пихнул меня в бок так, что я едва не вывалился из седла, — просыпайся, мы подъезжаем к городу Пророка! Какая радость, слава Аллаху!

Я насилу разлепил глаза, нащупал горлянку и щедро плеснул себе на лицо. Солнце только-только приподнялось над горизонтом и его беспощадные лучи еще не успели превратить воду в мерзкую теплую жидкость. Кожа мгновенно впитала вожделенную прохладу, и стало значительно легче.