Тарковский и я. Дневник пионерки

Гроб его стоял не в Доме кино, как более «достойных», а в театре Киноактера на Воровского (ныне Поварской). Друзьям актерам, пользовавшихся большей популярностью у «народа», чем он сам, с трудом удалось выхлопотать ему место на Ваганьковском кладбище, всей братней собрав деньги на взятку, похороны и поминки. Людей было не слишком много, но люди были все хорошие и хоронили его по традиционному православному обряду, без официальной помпы, но с подлинной скорбью. Помнится, если не ошибаюсь, как Заманский, поправлял ему венчик на голове, а в руке разрешительную молитву и свечечку, раздавал всем по ложечке кутью.

На похороны приехала Лариса Тарковская, не успевшая еще уехать в Италию вслед за Андреем. На поминках она, конечно, произносила «значительные» велеречивые тосты, соответствующие в ее понимании духу великого супруга, крестного отца покойного «комедианта»…

Она уехала в августе, когда мои пожитки и мои детки были уже почти собраны к отъезду в Амстердам, куда мы отбыли 2-го октября 1982 года.

Там… за горизонтом

И как бы чувства ни служили бреду,

У них бы все ж явился нети выбор
Перед таким несходством. Что за бес
Запутал вас, играя с вами в жмурки?
Глаза без ощупи, слепая ощупь,
Слух без очей и рук, нюх без всего,
Любого чувства хилая частица
Так не сглупят.

Шекспир. «Гамлет». Акт III. Сцена IV

Тот самый Боря, который организовал следом за своим отъездом мой отъезд на Запад и воображавший себя большим пессимистом только потому, что больше всего на свете боялся не Гнева Божия, а когда-нибудь неизбежно умереть, любил повторять, что «эмиграция — это репетиция смерти»… Но тут он, может быть был прав. Как концептуалист жизненной сцены, на которой кое-каких актеров ему удалось расставить. Есть в этом процессе особое специальное напряжение: либо тихое угасание, либо слишком бурное цветение — «как румянец у чахоточного» — и то и другое подгоняет и, кажется, ускоряет конец, даже если на самом деле суждено прожить долго. О конце задумываешься чаще, оглядываясь назад и получив, благодаря эмиграции, возможность оценить всю свою предшествовавшую жизнь как нечто завершенное целое, как нечто, так или иначе, законченное… Конечно, если ты эмигрировал в зрелом возрасте.

Мне кажется, отчасти именно поэтому еще более отчетливыми размышлениями о смерти и о путях спасения в потустороннем мире пронизаны оба фильма Тарковского, сделанные им в изгнании…

Хотя сейчас, оглядываясь назад, период съемок «Ностальгии» вплоть до кинофестиваля в Канне в 1983 году кажется мне отчего-то почти юношески-светлым. Цитируя себя в интервью, опубликованном в голландской газете «Фолк-скрангг», я иначе ощущала тогда состояние Андрея: