Тарковский и я. Дневник пионерки

Как видите, достаточно очевидно, что Тарковскому нужно было тогда играть две игры. По официальной версии, он то ли вот-вот должен был отправляться в Москву, толи вовсе уже уехал. А по конкретным шагам, которые он в действительности предпринимал уже до кинофестиваля в Канне, можно утверждать, что он во всю искал пути для продления своего пребывания на Западе.

Так что, приехав в Амстердам, я начала выполнять порученное мне задание, то есть начала, названивая, связываться с разными людьми в поисках разного рода возможностей…

Что именно мне удалось сделать тогда? Тогда мне удалось установить два очень важных контакта, сыгравших ключевую роль в дальнейшей судьбе Тарковских.

В начале 1983 года в Амстердамском университете было объявлено выступление писателя Владимира Максимова, возглавлявшего самый крупный эмигрантский журнал «Континент». Я, конечно, пошла его послушать, помня его сетования на то, как на чужбине теряется подлинная связь с широким читателем, так как, по его невеселой шутке — «на Запад едет не читатель, а едет писатель». А горестная, по его словам, потеря связи с жизнью лишает писателя возможности черпать свое вдохновение в той жизни народной, которая осталась за далеким кордоном: «Выходя к пивному ларьку у себя дома на родине, я получал больше информации о жизни наших людей, чем за годы, проведенные в изгнании».

После выступления он сидел в университетском студенческом кафе, и я, взвесив все «pro» и «contra», решилась на свой страх и риск подойти к нему. В конце концов, именно этот человек является ключевой фигурой русской эмиграции, уже признанным генералом диссидентских кругов за рубежом. А потому я задалась целью получить его к себе в гости, чтобы спросить его советов и содействия в связи с намерением Тарковского задержаться на Западе.

Надо сказать, что Максимов поразил меня своим обликом типичного среднего советского писателя, каких так много толпилось на моей памяти в залах и ресторане Центрального Дома Литераторов. Годы эмиграции никак не изменили, как вскоре выяснилось, к сожалению, не только его внешнего облика — я имею в виду, например, манеру держаться или одеваться — но, увы, и всей системы и логики его мышления. По внешнему виду ну, прямо-таки один из безликого большинства членов Союза писателей СССР. А по типу мышления, системе аргументации в нем оставалось что-то такое до боли знакомое из нашего общего исторического прошлого, что-то такое же тенденциозное, прямого общения с которым в России мне удавалось брезгливо избегать… Так что антисоветское, нисколько не облагороженное влиянием «цивилизованного» демократического западного мира, только воскрешало в памяти простой советский лозунг: «кто не с нами, тот против нас»…

Но это были мои личные наблюдения, не имевшие отношения к той реальной помощи, которую, с моей точки зрения, мог оказать Максимов Тарковскому. В результате он приехал ко мне в мою амстердамскую квартиру в сопровождении своего знакомого по фамилии Пушкин, сказав, что в присутствии этого человека я могу бьггь с ним абсолютно откровенна, ничего не опасаясь. Но прежде чем я успела приступить к своему повествованию, он в соответствии со своим «слишком» русским обликом успел быстро наклюкаться до такой степени, что попытался приставать ко мне на кухне, где я в соответствии с той же русской традицией готовила какой-нибудь закусон. Правда, мне довольно легко удалось усмирить его двумя вескими, видимо, не только для меня, но и для него аргументами: мое приглашение продиктовано совершенно другой «идеологической» задачей, а «моральным» препятствием его неожиданным домогательствам служит мое давнее, еще детское знакомство с его женой Таней Полторацкой, бывшей соседкой по писательскому дому на Ломоносовском… Тут он рассказал мне, что в Париже у них растут две дочери…

Но далее, когда мы втроем воссоединились, наконец, в застольной беседе, и я изложила подлинную цель моего приглашения, лик господина Максимова искривился презрительно-снисходительным выражением: «Да, я что-то слышал уже по этому поводу, но ведь Тарковский, кажется, не хочет идти на разрыв с Союзом, то есть хочет и невинность соблюсти, и капитал приобрести». Подумайте, как хорошо работали соответствующие службы (видимо, анти-КГБ!) и за рубежами нашей исторической родины, как делово и профессионально ставился вопрос в нужном направлении! Ни фига себе…