Но еще мне предстояла волнующая встреча с Арсением Александровичем Тарковским, чтобы сообщить ему о намерениях сына более подробно. Он был в это время уже слаб здоровьем и жил, в сущности, постоянно вместе со своей женой в доме творчества в Переделкине. Моя близкая и любимая старшая подруга Нея Марковна Зоркая тесно общалась с ними и договорилась о нашем визите. К нам присоединилась Алла Демидова (обе крестные моих детей), с которой мы тогда тоже очень дружили, и на ее машине мы втроем отправились в грустный путь. Не слишком приятно и легко было сообщать отцу, что он уже едва ли увидит своего сына…
Конечно, я видела Арсения Александровича раньше, но еще раз поразилась величественности его облика. Он слушал мой рассказ светски сдержанно, только чуть-чуть подрагивали губы, и где-то в глазах затаилось страдание, которое он не хотел демонстрировать. Лицо его, прорезанное очень глубокими выразительными морщинами, оставалось почти неподвижным.
Я снова рассказала ему историю в Канне во всех подробностях, рассказала о сомнениях Андрея, о попытках с его стороны решить вопрос продления визы и воссоединения семьи с советскими властями полюбовно. Но… Все складывалось так, что если на его просьбы никакого положительного ответа не последует, то он будет вынужден остаться. То есть, как Андрею кажется, его вынуждают остаться, не желая вступать с ним в переговоры…
Во время моего рассказа Арсений Александрович кое-что переспрашивал, вздыхал потаенно и как будто иногда ахал. А когда я, наконец, собралась уходить, и он встал со мною прощаться, вдруг разрыдался и буквально упал мне на плечо. Это было так неожиданно и непереносимо горько. Никакие слова ничего не могли к этому добавить.
Мой отъезд из Москвы оказался тоже знаменательным.
Денег в Голландии у меня по-прежнему не было, а потому визу для нас по совету друзей я взяла самую дешевую с тем, чтобы продлить ее в Москве еще на недельку уже за родительские рубли. Это послужило для меня необходимым поводом заявиться в ОВИР, как сейчас помню, в Калашный переулок.
Я отдала паспорт и приготовилась ждать. Но ожидание мое слишком затягивалось, я видела других дам, которые приходили сюда позднее и, получив визу, благополучно удалялись. Я уже начала злиться, когда, наконец, меня позвали в комнату и вместо того, чтобы отдать мне паспорт, попросили подняться на второй этаж к заместителю начальника ОВИРа. Сердце мое захолонуло, и я попыталась заявить, что мне нужен только мой паспорт. Но меня лишь холодно и строго информировали о том, что паспорта здесь нет…
Без большой радости я последовала заданным маршрутом. Я постучала в дверь, меня встретил кругломордый, краснощекий, лысоватый человек. Он очень вежливо поздоровался, предложил мне сесть за стол напротив него и, открыв мое досье, начал задавать вопросы: имя, фамилия, образование или место работы до отъезда. Ответив на пару таких вопросов, я поинтересовалась — зачем меня обо всем этом спрашивать, если все эти данные лежат в его папке. Тогда, мило заулыбавшись, этот человек начал спрашивать меня, хорошо ли мне работается в Голландии, как идут дела у моего мужа, как дела с его живописью… На что я отвечала, что мой теперешний «муж» не живописец, а славист и пытается заниматься театром, но дела наши идут не слишком успешно, хотя я пришла сюда не для того, чтобы жаловаться на свою жизнь…
«Ну, а как устроился тогда ваш бывший муж?» — участливо спросил меня мой Порфирий Петрович. И тут я, не желая, как Раскольников, оказаться той самой бабочкой, которая сама прилетит на огонек, быстро сообразила, что наступление лучший вид обороны, нервно отбарабанив без паузы: «Послушайте, ведь я пришла сюда вовсе не для того, чтобы рассказывать вам о моей личной жизни, которая и без того достаточно сложная, мне не хотелось бы обсуждать ее с вами. Но, если это только вступление, и вы хотите со мной продолжать разговаривать, то сразу предупреждаю вас, что я не намерена ничего с вами обсуждать»…
«То есть вы не собираетесь больше приезжать сюда к вашим родителям?» — спросили меня уже раздраженно с провокационными нотками в голосе.
«Если цена моей визы определяется такого рода сотрудничеством, то можете не сомневаться в том, что не собираюсь», — ответила я наступательно и решительно. И тут, точно преобразившись, с презрительной миной на лице этот начальничек чванливо процедил, как будто брезгливо отодвигая от себя мой паспорт: «Да забирайте свой паспорт, забирайте»…