Тарковский и я. Дневник пионерки

Когда мы вошли в дом, то Андрей резко взлетел по лестнице наверх. А Лариса бросилась ко мне с уговорами, понося Андрея последними словами, когда я повторяла ей «скажи, пусть ищет себе другого соавтора». Потом она поднялась к нему в комнату и скоро вернулась со словами: «Ой, ну что за человек! И какой злобный! Ты знаешь, что он мне сказал? — „Это что же, Лариса, мы такси оплатили, чтобы Ольга могла себе книжек набрать бесплатно?“

„Что-о-о?“ — завопила я.

„Ну, я же говорю тебе, что у него звездная болезнь. Видишь опять, что он вытворяет и каково мне живется?.. Да, ладно тебе-то, хватит… Хоть меня пожалей. Поверь, что он тебя очень ценит… Успокойся да и работай“…»

Но на этот раз мне было слишком обидно. Андрей никогда не был со мной нежен или особенно предупредителен. Об этом я и не мечтала. А потому тем более запомнила, как в Москве, сидя за столом у моих родителей, он единственный раз сказал не мне, а моему отцу, хитро прищурившись: «Ев-гень Данилыч, а Ольга-то молодец. Она удивительно меня понимает». А теперь, когда я была уже матерью двоих детей, со мной не советовались и не разговаривали, а отчитывали, как школьницу… Тем более, что я всегда считала книгу сырой, а Андрей был ею доволен в Москве и на эту книгу заключал договоры в издательствах. Но, в конце концов, это не моя книга. И почему бы ему всерьез не поработать над текстом самому тоже, когда мы уже близки к финишу. Я все-таки годы собирала, записывала и систематизировала все, что он говорил мне или при мне. И за эту работу, в конце концов, я получаю свои 50 %…

С этими мыслями я укладывалась спать, мечтая оказаться дома. Но утром неожиданно для меня Андрей проснулся милым, доброжелательным и приятным во всех отношениях, точно вчера не произошло ничего экстраординарного… Чудеса… Мы ворковали втроем, обсуждая все те же проблемы их будущего на Западе и воссоединения их семьи… А на второй день вечером Андрею стало плохо…

Мы опять куда-то ходили, а когда вернулись, Лариса спустилась вниз из их комнатки и раздраженно сказала, что Андрей жалуется на боли в сердце. В моем присутствии это было впервые.

«Лара, а что с ним? — испуганно поинтересовалась я. — Может быть, надо вызывать неотложку?»

«Какую неотложку? — еще более раздраженно отвечала она. — Да нет у него ничего. Только притворяется, чтобы внимание привлечь».

«Слушай, а ты уверена?» — снова занудила я.

«Да он здоров, как бык. Не волнуйся. Это он меня похоронит. Ты знаешь, какое у меня сердце?»…

Я неуверенно потопталась на месте, а потом все-таки поднялась по лестнице наверх посмотреть, что там… Когда я увидела Андрея, сердце мое подскочило к горлу — он был белого цвета, сжимал зубы от боли… «Андрей, вам надо вызывать неотложку», — завопила я, бросаясь вниз.

«Лара, ты совсем спятила. Ему, действительно плохо. Ты что? Я тебе говорю точно — вызывай немедленно неотложку».

«Да что ты придумываешь? Вот увидишь, что я права, и ничего у него нет. Только денег полно заплатим за эту неотложку»… Я знала, что никакой медицинской страховки у Тарковских не было, так как деньги платились ими только за удовольствия. А мои практические соображения по этому поводу, конечно, не принимались во внимание. Но, как бы-то ни было, сейчас нужно было раскрыть кошелек: «Я тебе говорю: ВЫЗЫВАЕМ!» И я бросилась к телефону…

Врачи приехали, и Лариса, спускаясь потом вниз вместе с ними, поглядывала на меня торжествующе… Закрыв за ними дверь, она усмехнулась: «Ну, что я тебе говорила? У него нормальное давление и все в порядке. Ну, сделали ему какой-то укол… Он болен… Ха-ха-ха»… Я снова поползла наверх… Андрей лежал на кровати, в крошечной комнатенке под крышей, усталый и грустный… Лицо как будто порозовело, и он сказал, что боль в области сердца поменьше… Вот тебе и семейное счастье! Я-то, по простоте душевной, мыслила его иначе…

Потом, когда через полтора года он заболел так серьезно и безнадежно, я вспоминала тот вечер и думала также, как думаю теперь, что, может быть, уже тогда был первый сигнал. Может быть, незаметно притаившаяся опухоль коснулась какого-то нерва… Может быть, если бы у них была страховка, им следовало уже тогда исследовать его, выяснив причину того тревожного состояния, в котором он был тогда. Я это видела собственными глазами. Но… Деньги копились на иные цели…

А уехала я тогда домой продолжать работу с радостью, точно освободившись от тяжелых видений…

Московские перезвоны

Я перескочила к своей последней поездке в Лондон, минуя рассказ об одной встрече с моими «милыми» соотечественниками еще на закрытии роттердамского фестиваля.

Итак, поскольку, как я писала выше, мое пребывание на фестивале было обозначено не только работой с Тарковскими, но и моей собственной пресс-конференцией в связи со статьей, озаглавленной в «Фолкскранте»: «Хороший советский фильм нельзя увидеть в России», то я была приглашена на торжественное закрытие, куда мы отправились вместе с Арьеном. А недавно приехавший «незаконный» русский муж оставался с детьми.