Тарковский и я. Дневник пионерки

Как создавались такие письма и бумаги? Как правило, Андрей рассказывал мне, о чем следовало написать письмо. Я делала первый вариант — иногда он же оставался последним в зависимости от правки Тарковского. Иногда им высказывались устные пожелания, после чего я снова переписывала текст. Тогда он поступал в окончательное распоряжение к Тарковскому.

Что же еще в целом запомнилось из тех времен? Бесконечные, снова и снова разгоравшиеся споры у моих родителей на Ломоносовском и в Орлово-Давыдовском переулке, что делать, как спасать «Рублева» и как жить дальше…

Это, несомненно, был самый тяжелый период жизни Тарковского, совершенно безденежный и ранивший его на всю жизнь. Тогда он, действительно, вынужден был жить на иждивении вовсе не Ларисы Павловны, которая сама ничего не получала, сколько на заработки Анны Семеновны, получавшей крошечную пенсию и не разгибавшейся над шитьем. При этом Лариса, всегда акцентировавшая бедственное материальное положение Андрея и числившаяся в штате работников «Мосфильма», только один раз и очень недолго работала ассистентом режиссера на съемках у Володи Акимова.

А Андрей, как и требовалось, постепенно перестал общаться со всеми своими бывшими друзьями. Помню тот единственный раз, когда Высоцкий вместе с Мариной Влади был в гостях у Тарковских в Орлово-Давыдовском. Андрей тогда задумывался о Марине Влади как возможной исполнит тельнице роли Матери в «Зеркале». Высоцкий в тот момент был в полной «завязке», а потому помнится мне в тот вечер тихим и послушным. Он сидел за столом рядом с Мариной, которая почти все время мягко держала его за руку, и вел себя, прямо сказать, кротко или по-актерски подобострастно. Андрей был мил и радушен по-хозяйски, не испытывая никакого интереса к песням Высоцкого, которые я сама обожала. Для него это был только отголосок загульной юности — «а я люблю, мне очень нравится». Тем более, что Высоцкий хотел представить себя Тарковскому прежде всего поэтом, читал стихи — своего «Гамлета» — которые не произвели на него никакого впечатления, кроме вежливой доброжелательной реакции. Такое ощущение, что им обоим было ясно, кто за кем следует…

А вот, когда Лариса могла бы, по моим незрелым понятиям, спасая Андрея, пойти поработать в другие съемочные группы, то она ссылалась на Андрея, заявляла, что он «категорически против моей работы в других съемочных группах». Но, честно говоря, мне казалось, что сама она в первую очередь не имела ни малейшего желания оставлять Андрея хоть на секунду без своего бдительного надзора, тем более, что оснований для ревности и беспокойств у Ларисы было всегда достаточно. Ее страсть к труду тоже со временем показалась мне не слишком навязчивой. Зато страсть к интригам все более захватывающей. А деньги в разных количествах она постепенно научилась добывать для семьи другим способом, умудряясь при этом поставить Андрея в рабское положение перед собой как вечной своей спасительницей и страдалицей, творящей ради Него что-то уникальное и недоступное другим. Каждая ситуация представлялась так, что Андрей все более увязал в долгах… Почему-то, прежде всего, перед ней… А не перед теми, кто ссуживал им деньги…

Первое и, увы, по дурному знаменательное событие произошло еще в период все того же послерублевского простоя. Лариса позвонила мне очень встревоженным голосом и попросила приехать к ним как можно скорее. Она открыла мне дверь, выражение ее лица оставляло желать лучшего. Она была убита. «Что делать? Что делать? — восклицала она, помахивая каким-то письмом. — Ведь это убьет его!»

Затащив меня в комнату, Лариса в безнадежном ужасе рассказала, что письмо это из издательства «Искусство», которое требует от Андрея возвращения аванса, выплаченного ему за книгу «Сопоставления» в размере 1200(!) рублей. По тем временам это была огромная сумма.

К тому моменту я слышала что-то не очень внятное о намерении Тарковского писать какую-то книгу с известным киноведом Леонидом Козловым. И вдруг такой удар! Далее Лариса рассказала мне, что аванс взял только Андрей: «А Леня был умнее. Он ничего не взял и ничего не делал. Так что книга не состоялась. Но сама понимаешь, что в нашем положении Андрей не мог отказаться от аванса — а теперь, что нам делать? Ты понимаешь, что Андрей находится на грани самоубийства? И я не имею понятия, что делать? Где взять такие огромные деньги?» Тут у нее из глаз покатились слезы: «Господи, еще и это… Олька, что делать? Ведь Андрей этого не выдержит…»

Да, это было очень серьезно. Я сама стояла, как громом пораженная: «Лариса, надо срочно искать деньги!» «Нет, Андрей сказал, что ни за что, ни у кого денег не возьмет. Ты же знаешь, что с его гордостью это невозможно? Слишком для него унизительно!»

Да. Конечно. Тут она права. Тут я его понимала. Но, собственно, и денег пока не было.

«И, ради Бога, — продолжала Лариса, — не вздумай ему сказать, что ты что-то об этом знаешь… Для него это будет непереносимо!»