Тарковский и я. Дневник пионерки

Договор был заключен, и с этого момента мы с Андреем получили друг на друга окончательные монопольные права. То есть право моего пребывания на съемках в любой момент еще более упрочилось. А затем, уже на Западе, то есть десятилетие спустя я продолжала сопутствовать Андрею везде и всюду вплоть до окончания книги, исполненного драматизма. Ну-ну…

Пока же свершилось самое главное — у меня впереди книга!!! КНИГА в соавторстве с ТАРКОВСКИМ!!! Счастье благословенное! Теперь я могу ему быть по-настоящему помощником — реальным — сейчас и навсегда!

Вот такая дурь была в голове — думается сегодня.

Тогда же Тарковский передал мне папку с разрозненными материалами, оставшимися у него от работы с Козловым. Для книжки материалов было, конечно, смехотворно мало, и я подготовилась к долгим беседам, их фиксации и тщательной последующей обработки…

Но складывалось все несколько иначе… Во-первых, очень скоро выяснилось, что никаких диалогов полноправных собеседников не будет, тем более исповедующих порою разные точки зрения… Я помню, что особенно отчетливо поняла это, когда защищала с пеной у рта «В огне брода нет» и Чурикову в главной роли, фильм неожиданно для меня разочаровал Тарковского после второго просмотра. Этот наш разговор зафиксирован на пленке, а результаты его потом вошли в книжку, в главу об актере, в общей форме, без упоминания изначального предмета разговора…

В защиту фильма, который мне очень нравился, я пыталась высказать некоторые свои соображения. Андрей негодовал, изничтожая даже слабую мою попытку высказать противоречащие ему мысли. Спорщиком он был плохим, но своей точке зрения не изменял никогда, следуя ей порою даже излишне последовательно. Попытка свободомыслия пресекалась обычной фразой: «Если ты, действительно, так думаешь… Если тебе это может нравиться, то я вообще не понимаю, как мы можем писать с тобой книгу?!» Можно, правда, попробовать тешиться надеждой, что подобная реакция таила в себе некоторый элемент его ревности ко мне, как к своему только лишь верному оруженосцу…

Вспоминается также время, когда Тарковский познакомился с Панфиловым, и на некоторое время они сдружились, когда «В огне брода нет» так или иначе и безо всякого преувеличения ворвался в искусство кинематографа ослепляющее неожиданным взрывом. Так что, едва приступив к работе в журнале «Советский экран», я рванула на интервью к Панфилову, с трудом отыскав его в маленьком домике под Свердловском, где он только еще писал с Габриловичем сценарий «Начала».

Это было началом отношений, продлившихся до сих пор. Но тогда…

Тогда Панфилов, оставив первую семью, жил у Чуриковой в однокомнатной квартире возле Ленинского проспекта. И было время, когда мы втроем, с Ларисой и Андреем, приходили туда с удовольствием. Пили, гуляли и разговаривали обо всем на свете от души. Панфилов не расставался с мечтой о картине про Жанну д’Арк, понятно, с Чуриковой, имея в связи с этим замыслом много проблем. Надо сказать, что в тот период отношения двух пар были самыми нежными, и Панфилов всерьез говорил о том, что будет снимать Ларису в роли Матери Жанны, видя в них с Инной сходство… И вообще именно он видел в Ларисе определенные актерские возможности…

Помню еще, как Лариса, очень склонная всегда жаловаться на свое здоровье, затащив меня в совмещенный санузел той скромной чуриковской квартиры, поднимая кофточку, требует, чтобы я нащупала катышек опухоли в ее груди, уверяя, что это рак. А я ничего, понятно, не нащупав, уверяю ее, что в худшем случае это мастопатия. Но она заговорчески заклинает, пытаясь меня убедить: «Нет, я тебе точно говорю, что это рак»… «Да, брось ты, Лара», — уверенно заявляю я, не подозревая, конечно, что столько лет спустя ей поставят слишком поздно именно этот диагноз…

* * *

Возвращаясь к отношениям Ларисы с Андреем: он всегда оставался тем волком, которого, сколько не корми, все в лес смотрит. А, может быть, он вообще не был создан для какой бы то ни было семьи, в чем каялся в «Зеркале», но нуждался в берлоге, где можно было бы зализывать полученные раны?..

Во всяком случае Лариса без устали следила за каждым его шагом, изнемогая от постоянного напряжения, но никогда не сдаваясь. «Следственная агентура» в образе «подруг» работала на нее со страстью. Думаю, что мне единственной удавалось оставаться рядом с ними почти двадцать лет, не будучи вовлеченной в группу слежки. Все новости я узнавала из уст самой Ларисы, много раз заслужив упреки за свое нежелание «приглядеть» за Андреем на стороне…

Один знакомый рассказывал мне о том, как Лариса жаловалась ему после смерти Андрея: «Он никогда не понимал меня. Никогда! Вот Феллини хотел снимать мой танец на столе. А Андрей не видел во мне актерских возможностей и погубил меня!»

Вот вам и «Чайка»…