Тарковский и я. Дневник пионерки

На эту тему я спорила с ней, уверяя с пионерским пылом, что порядочные люди такими делами не занимаются, не разжигают лишние семейные ссоры. Но тут Лариса была неумолима, предпочитая превентивные средства и подготовив мне за это «несотрудничество» специальную кару, настигшую меня много лет спустя уже за рубежами нашей любимой родины…

Только один раз ей удалось втянуть меня в следственное путешествие рядом с ней по «наводке» одной из «доброжелательниц»… Это было ужасно, но, попав случайно в Орлово-Давыдовский в неурочный «урочный» час, отступать было совершенно некуда. Лариса была вне себя, ее было тогда просто жалко. Ей сообщили о каком-то любовном свидании Андрея, которое должно было состояться в соответствии с нашей всеобщей жилищной неустроенностью, в тогдашней квартире Высоцкого, как мне помнится, в блочной башне. Чтобы взять Андрея с поличным Лариса затаилась надолго вместе со мной в кустах у подъезда. Стыдоба была немыслимая, но Бог миловал, и никакого Андрея с дамой мы не дождались. Лариса заподозрила, что Андрей уже в квартире, решила подняться и позвонить в дверь… Бог миловал еще раз и, посидев там немного, мы восвояси отправились домой под мои заунывные нравоучения, которые Лариса терпела, полыхая метафизическим гневом…

Все годы с разной степенью успеха вся неуемная энергия Ларисы, вся изворотливость ее недюжинного практического ума была направлена на овладение одним объектом — Андреем Тарковским… До работы ли ей было?! Подобно администрации Сталина она бесконечно плела вокруг Андрея какие-то заговоры, которые сама же последовательно разоблачала. Прямо-таки «верный пес» Мал юта Скуратов в юбке… Причем, как у всякой истерички, каковой она несомненно являлась, степень ее убежденности в своей правоте была столь велика, что дурману ее наветов не сразу и далеко не всегда можно было противостоять…

Она рассказывала, сколько настрадалась с Андреем его мать, Мария Ивановна, не знавшая, как его уберечь от разного рода пагубных страстей и подготовившая с этой целью его отъезд с геологической экспедицией в места весьма отдаленные… В этом контексте стоит сказать, что вообще родственников Андрея она, конечно, не очень-то жаловала, как и они ее. Только позднее и постепенно, в связи со съемками «Зеркала», привилегированную позицию безусловно все-таки заняла изумительная Мария Ивановна, которая держалась чрезвычайно достойно, скромно, ни во что не вмешивалась и как будто бы задружилась с Анной Семеновной. О ее первом появлении в доме я расскажу ниже…

Что касается сестры Марины и ее мужа Саши Гордона (бывшего сокурсника Андрея и Ирмы Рауш), то отношения с ними носили, на моей памяти, достаточно протокольный характер. На Орлово-Давыдовском вначале по каким-то торжественным случаям стал появляться Гордон, как всякий мужчина, видимо, державший более нейтральную позицию в отношении Ларисы Павловны. Но потом он как-то довольно быстро исчез, и только позже, главным образом, на тех же торжествах возникала молчаливая, замкнутая Марина. По крайней мере так она гляделась в новой семье Андрея. Не знаю, что там было на самом деле, но внешне их отношения казались очень дистанцированными и формальными, никакого особенного тепла или внимания со стороны Андрея я не замечала. Полагаю, что Марина вместе с мамой, едва ли могли одобрять новый выбор Андрея, видимо, от всей души сочувствуя оставленным им Ирме и Арсению.

Излишне говорить, что Лариса с лихвой платила всем им той же монетой, уверяя, что это семейство всегда делало Андрея только несчастным, не думая о нем и не желая помогать… Надо сознаться, что особенно доставалось отцу, Арсению Александровичу, к которому ее долго не допускали. Значительность его как поэта Лариса, понятно, не подвергала сомнению, но он считался ею самовлюбленным «непомерным эгоистом», от которого так «пострадали дети и Мария Ивановна»… «А что он сейчас делает для Андрея? Да, ему наплевать на него», — язвительно характеризовала она отношение отца к сыну…

Постепенно и в процессе борьбы пришлось ей перетряхнуть также практически весь круг прежних друзей Андрея, исключая из него одного за другим — так как все они, по убеждению Ларисы, способствовали его моральной деградации. «Ты что думаешь, он им нужен?» — задавалась она риторическим вопросом. Она одна решила принять на себя всю ответственность, тщательно отфильтровывая и формируя круг новых «друзей» по принципу «благонадежности» или прямой выгоды. Надо сознаться, что, не всегда соглашаясь с деталями, я долгие годы все-таки верила в некоторую целесообразность ее борьбы. В конце концов именно такой была их семья… Что же тут было мудрствовать посторонним?