Тарковский и я. Дневник пионерки

Перед характерами он пасует, не пытаясь даже в них разбираться. А всякая самостоятельность женщины объявляются им от лукавого и наказуемой. Помнится, как я однажды заползла к нему в кабинет на Орлово-Давыдовском поделиться своей идеей пойти на Высшие режиссерские курсы. Он был искренне удивлен и высказал свое недоумение в следующей форме: «Ты с ума сошла! Как женщина может быть режиссером? Где ты видела женщину режиссера?» А когда я робко начала список именем Ларисы Шепитько, то он тут же меня перебил: «Да разве она женщина? Она стоит десяти мужиков! Впрочем, она и не режиссер»…

Смешно, но тогда, не получив от него благословения, я согласилась, что в режиссуру мне соваться не следует, даже сама идея вдруг показалась какой-то глупой. Тем более, что Андрей очень даже подсластил мне эту пилюлю, заявив: «А кто же тогда вообще будет заниматься критикой?» Боже мой! Сработал тот же стереотип почитания: не хвалит меня особенно, но вот все-таки как ценит исподтишка — подарок из первых рук. Мне показалось, что даже его любовь к Наталии Бондарчук окончательно прошла в тот момент, когда она решила пойти в режиссуру. Он негодовал. Как смела? И откуда такая претензия? Сколько презрительного сарказма было высказано по этому поводу! А тут еще брак с Бурляевым… Тоже еще режиссер…

По достаточно умозрительной идее, однозначно формулируемой Тарковским и в жизни, и в творчестве, именно Ларису представлял Андрей той самой идеальной женщиной, не замечая, как мало подходит ей эта роль. Будучи режиссером, не замечал, однако, с каким нажимом и как неубедительно она ее исполняет. Так, что хотелось иногда заорать прямо-таки по Станиславскому: НЕ ВЕРЮ! А он так долго не понимал того, что чем более прочно обозначалось ее положение рядом с ним, тем отчетливее очерчивался круг ее подлинных неудержимо-бесноватых притязаний.

Поначалу казалось, что ее главная задача состоит в том, чтобы стать женой великого художника (то, что он велик, она не сомневалась), готовой душу прозакладывать как угодно и кому угодно только ради его главной цели. Поначалу в этом виделось столько благородного — как говорится «не за себя, а за Отечество»…

Но потом становилось все более очевидно, что в ее намерении было как будто потаенное, но со временем все отчетливее обозначающееся страстное желание, как она говорила, «войти в историю» даже не рядом, а впереди него самого. После очередного скандала и тех унижений, которым, надо сознаться, он ее подвергал очень жестоко, она, глядя на меня невинными, полными слез глазами, возлагала на меня эту самую «историческую задачу», в конце концов поведать человечеству, каким извергом был Андрей и каким ангелом-хранителем была его жена. Гораздо позднее, в Риме, она точно сформулировала мое задание, ссылаясь на Гуэро, которого она процитировала мне следующим образом: «Представляешь, даже Тонино сказал после того, как здесь поближе столкнулся с Андреем: Ларочка, только теперь я понимаю, из какого чистого источника черпает Андрей свою духовную энергию»…

Более того, подобного признания ее заслуг перед святым искусством тоже было для нее недостаточно. Утвердившись в статусе официальной супруги после рождения Тяпы, она вознамерилась руками Андрея зажечь собственную звезду над своей головой. Не просто верная супруга, неутомимая помощница Гения, но… кинозвезда! И не менее. С какой страстью, начиная с «Зеркала», боролась она за собственное место на звездном небосколоне…

Она не сомневалась в своих выдающихся дарованиях, которые Андрей просто не желает замечать. Мать в «Зеркале» должна была сыграть именно она. А кому же еще можно было доверить такую интимную задачу?

В памяти всплывает еще один смешной и типичный случай. Очень типичный для Ларисы. Обычные посиделки с моими родителями на Ломоносовском в обсуждении грядущего «Зеркала» и возможной исполнительницы главной роли. В частности, Андрей размышляет о Биби Андерссон и Марине Влади. А уже на следующий день я прихожу к Тарковским, и мы между прочим вспоминаем вчерашний вечер. И тут с уст Ларисы слетает легкая, как эльф, фраза: «Андрюша, а вы помните, как Евгений Данилович сказал вам вчера: „Андрей, а зачем собственно вам с такими сложностями искать актрису, когда рядом с вами сидит Лариса?“ Правда, Олька?»…

Ясно, что ничего подобного я не слышала и слышать не могла от моего отца — так что попыталась робко не подтвердить это весьма сомнительное для меня воспоминание… На что Лариса немедленно парировала: «Ну, конечно, ты не помнишь, потому что в тот момент ты как раз выходила гулять с Элем»… Дальше мне следовало бы напомнить ей, что с нашей собакой мы выходили гулять вместе. Но поскольку это все-таки не свидетельский допрос, и дважды ловить человека на лжи неловко, я немею, а Андрей раздумчиво и сосредоточенно тянет: «Да?.. Действительно?.. Ну, может быть, он и прав».