Тарковский и я. Дневник пионерки

А. Тарковский: Юсов меня просто предал. Правда, ядол-жен был работать не только с ним, но и с его женой звукооператором, которая мне не нравилась. А она ему сказала: «Зачем тебе работать на Тарковского? Чтобы он потом ездил получал премии на фестивалях?» Ну ладно, это бабы, но когда он… оператор-постановщик, с которым мы уже работали, приходит на худсовет на обсуждение сценария «Зеркала» и просит, заглядывая в дверь, выйти с ним поговорить…

Лариса: Нет, Андрей, это было позднее, на запуске…

А. Тарковский: Да, он приходит в день, когда я должен был подписать акт о запуске…

Лариса: Именно, Андрей, поэтому тогда фильм не запустили…

А. Тарковский: Погодите, Лара, погодите! Тогда Юсов мне сказал: «Андрей, я не буду снимать твою картину», то есть это было сознательное предательство, то есть сказать мне такое в такой день, то есть заявить, что у меня нет оператора, означало практически закрытие картины. Расчет на мой провал. Для того, чтобы попытаться выйти из положения, мне нужно было хватать немедленно первого попавшегося оператора. Но Бог есть! Ты знаешь, у меня вообще всегда при самых страшных обстоятельствах возникают какие-то неожиданные внутренние силы, и я, не моргнув глазом, говорю ему: «Ну, что же делать? Хорошо!» А он мне начинает какую-то лапшу на уши вешать вроде какого-то болгарина, чепуху лепить, понимая, что он оставляет меня в одиночестве. А я ему говорю только: «Хорошо, хорошо!»

Лариса: Нет, Андрей, вы ему сказали, что уже пригласили Рерберга…

А. Тарковский: Нет! Нет! Нет!

Лариса: Ну, как же нет? Когда в этот же день…

А. Тарковский: Как я мог ему это сказать, если с Рербергом я еще не разговаривал?

Лариса: Нет, вы разговаривали! И я ему уже в этот момент звонила, и он ехал к вам — этот вопрос решался одним часом… Ну? Помните?

А. Тарковский (осененный): А-а-а! Да, «одним часом». Бог есть! Я встретил Рерберга на студии до худсовета и спросил, что он сейчас делает? Надо сказать, что он уже давно был мне интересен как оператор. Мы с ним поговорили, что да как? И знаешь, как бывает с девушкой — возникла такая атмосфера, когда она ожидает, что ты ее пригласишь танцевать, а на свидание идешь к другой, понимаешь? Неловкость какая-то. Понравились друг другу на секунду, и я себе пошел на худсовет…

Г. Панфилов: То есть уже возникла такая внутренняя зацепка…

А. Тарковский: Ну, да… Поэтому Юсов стоит белый, ожидавший, видимо, что я упаду к нему в ноги и буду умолять не покидать меня. А я ему говорю: «Давай, давай, работай с болгарином… До свидания, а то меня ждут на худсовете»… А я тогда попросил худсовет подождать пару дней, пока я найду оператора…

Лариса: Нет, Андрюша, ну, честное слово, вы забыли. Когда начался худсовет, мне позвонила Тамара Огородникова и спросила: «Лариса, где Вадим? Его нет. Ищи его где хочешь, потому что сегодня последний день, когда мы можем подписать акт о запуске картины в производство». Это все было связано с Ермашом и всякими денежными делами… Так вот, Глеб, как интересно получилось: после звонка Тамары я позвонила Вадиму домой, а его жена Ира говорит, что он в ванной. Я оторопела и спрашиваю: «Как так, Вадим, почему ты дома?» А он мне говорит: «Ты знаешь я не буду работать на этой картине»… Я первая узнала об этом и позвонила Андрею, а он сказал мне «Звоните Рербергу!» Я позвонила, и Рерберг приехал на студию…

А. Тарковский (sic!): Нет, Ларочка, вы простите, но я на студии сговорился с Рербергом, когда-Юсов сказал, что работать не будет…

Лариса: Правильно, он пришел на студию после моего телефонного звонка, и я уже знала, что он к вам поехал… А. Тарковский: (неуверенно): А-а-а, ну, понятно… Лариса (торжествующе): Вот как это было! Тут все минуты решали. Юсову идти от дома до студии 20 минут, а пока он шел, Гоша Рерберг уже ехал…