Тарковский и я. Дневник пионерки

Г. Панфилов: …отношения с оператором похожи на брак… Брак распался и все…

А. Тарковский: Конечно! Даже, если бы он оставался таким, каким был раньше, и то… Обратно уже нельзя, возврат возможен очень редко…

Г. Панфилов: Эта метафора, сравнение — очень точное, обоснованное. В отношениях этих действительно есть что-то интимное, очень сложное, капризное, ранимое, нежное… Может быть, в этих отношениях наш характер проявляется так же, как в отношениях с женщиной?!.. А. Тарковский: Абсолютно так же: за операторами тоже надо ухаживать.

Лариса: Но вы юза ними слишком ухаживали… (имитируя Андрея): «Гошенька! Гоша! А как ты, Гошенька, думаешь, так или эдак»…

А. Тарковский: Потому что я знаю этого человека. Я его хорошо знаю. Он — хам, и если с ним обращаться иначе, он вообще ничего не будет делать — понятно? И тем не менее на середине «Сталкера» мне ему пришлось сказать, чтобы он убирался вон…

Лариса: Да. Как он вел себя на «Сталкере»! Это страшно. Г. Панфилов: Я спросил Андрона, почему он расстался с Рербергом, а он мне ответил «Два гения на одной площадке слишком много… Рерберг считал, что все, что он знает и думает, безоговорочно гениально — вот и все!»

А. Тарковский: Нет, как раз ничего точно такого у меня с ним не было.

Лариса: Такого, действительно, не было — наоборот: он очень слушался Андрея.

А. Тарковский: Было другое, может быть похуже, похуже… То есть на «Зеркале» все было хорошо. А вот на «Стажере», когда пришел брак пленки, и я спросил у Рерберга, как могло такое произойти… Я спросил: «Почему ты не сделал пробу пленки до выезда на съемки в Эстонию?»… Правда, есть заключение технической комиссии, что виноват главный инженер студии. Но все-таки, почему Рерберг не сделал пробы? На что последовало возмущение: «Это не мое дело. Пусть об этом студия беспокоится, это их проблемы!» Я попытался вразумить его: «Послушай, но ты все-таки оператор, работающий на советской студии — тебе что здесь все принесут на блюдечке с голубой каемочкой?» Но он заявил, что это его вовсе на касается, так как «брак — вина тех, кто обрабатывал пленку». Ну, а дальше и похуже: пришел ко мне поддавши, с какой-то «потаскухой» и разошелся при ней еще поболее: «Все, Андрей, хватит! Больше я с вами не работаю! Только за границей»… Ах, за границей? Ну, тогда и вали отсюда! Мы снимали в то время номер в таллинской гостинице, так он позвонил на следующий день, делая вид, что ничего не помнит. Но я попросил его больше не звонить мне и вообще забыть мое имя. Мы разошлись… Но зато работа с Княжинским, снимавшим потом нового «Сталкера», пожалуй, лучшее время в моей профессиональной жизни в общениях с оператором. Какое это солнышко! Какой это нежнейший, интеллигентнейший человек! Какой верный! Доверчивый! Для меня Княжинский просто идеальный оператор!

Г. Панфилов: А у меня вот то же самое чувство с Калашниковым, понимаешь?