Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Начав пировать, русские вообще, как правило, останавливаются не скоро – тем более в Тиме, куда нас занесло в таком составе вовсе чудесным образом, и беседа не имела конца. Кстати, недавно Вадим напомнил мне, что за нашим столом даже оказалась Джульетта Мазина, но, честно говоря, у меня это совершенно выветрилось из памяти…

Так или иначе, но после ресторана поехали догуливать к Тарковским на Виа де Монсерато, откуда через некоторое время удалились шататься по Тиму Абдрашитов с Янковским, который до этого двавжды снимался в его картинах. А Тарковский с Панфиловым получили возможность побеседовать с глазу на глаз, если не считать меня и Ларису Тарковскую. Но мы, собственно, в расчет никак не принимались…

Отношения двух крупных художников еще в Тоссии имели давний, длительный и неровный характер. «Гамлет» Тарковского, где Офелию блистательно сыграла Чурикова, стал, в силу целого ряда обстоятельств, спектаклем, далеко разведшим этих мастеров, ярких и разных, трудно воспринимавших друг друга в контексте собственных художественных претензий и ревностных амбиций, так часто сопутствующих крупным художникам, тем более обитающим рядом.

В Тиме сложность былых отношений не рассеялась, но осталась за кордоном – так что в разговоре превалировали дружески-коллегиаль-ные интересы. Тазговор Тарковского с Панфиловым носил частный характер, хотя мне было дозволено записывать его на пленку…

Или можно теперь сказать иначе – мне в очередной раз выпало счастье не только слушать, но и записать для всех эту речь, непроизвольно скользившую из уст в уста. Тем не менее за каждым словом крылся свой особый смысл и тот особый, выстраданный каждым из мастеров контекст, который составлял суть каждого из них. Так что хочется вспомнить знаменитое – «они сошлись, волна и камень, стихи и проза, лед и пламень…». Так может показаться по внешней канве разговора, прорисованной, однако, у каждого из них сжигающими внутренними страстями. Как выразительно покружились они, будто бы в легком, но очень существенном и показательном для каждого из них поединке, вокруг известной всем грустной тезы: «правда хорошо, а счастье лучше», не случайно в перевернутом виде вынесенной мною в заглавие.