Читаем Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью полностью

Тарковский. Во всяком случае, я проверил себя в этом смысле на «Ностальгии». Мне впервые пришлось увидеть свой собственный материал, Глеб, сразу и скопом, полностью, не скорректированным моими же собственными страхами и сомнениями в процессе съемок. Я не знал заранее, понравится мне или не понравится потом уже закрепленное мною в пленке, а в итоге, к своему удивлению, получил материал одного качества (Тарковский говорил мне тогда, что материал почти испугал его, запечатлев фотографически точно паническое состояние его души, как на рентгеновском снимке. – О.С.)… Представляешь?

Панфилов. Конечно!

Тарковский. У меня был кадр… Точнее, были две важные сцены, ключевые по отношению ко всему сценарию. Одна сцена решалась простым реалистическим ходом, а другая – из области снов. И вот сон я снимал очень сложной панорамой… То есть, с одной стороны, для удобства оператора это была простая, абсолютно вертикальная панорама, а то пришлось бы менять фокус…

Панфилов. Прости, «фокус менять»? А объектив был трансфокатор или сокатор?

Тарковский. Нет, Глеб, суть в том, что технических проблем здесь у операторской группы не было; представь себе, что ассистент, который был на фокусе… ну… у нас просто таких нет: он не наврал в картине НИ РАЗУ! Даже без кадров-дублей!

Панфилов. Непонятно, как это у них происходит…

Тарковский. Да, здесь все более жестко! У нас в этом отношении все более демократично, более гуманно: у нас можно простить…

Панфилов. Ну да – тебя прощают, и ты продолжаешь работать…

Тарковский. Вот именно!.. Словом, я снимал кадр вертикальной панорамой, который начинался с натюрморта, а потом в этом кадре у меня было около 50 (!) с лишним световых эффектов! То есть один свет зажигался, другой гас, и это все надо было отрепетировать вместе с бригадиром осветителей и оператором одновременно, отрепетировать их синхронные действия. Таких сцен у нас было две, и одна из них с актером. Когда мы снимали, то все казалось нормальным, но когда мы закончили сцену, то все закричали «УРА!», зааплодировали – ну, знаешь, итальянцы!.. Более того, когда я смотрел материал на пленке, то он оказался даже лучше, чем я представлял себе во время съемки: в нем оказались такие неожиданности, которые я даже не заметил во время съемок, от меня ускользнули какие-то дополнительные связи…

Панфилов…Которые обнаружились в просмотровом зале.

Тарковский. Угу! Когда я снял вторую подобную по сложности сцену, то были такие же бурные, продолжительные аплодисменты. Словом, здесь любят кино, и у меня сложились потрясающие взаимоотношения в группе… Потом расскажу… Словом, были аплодисменты и восторг, хотя снимали мы этот кадр целую смену – 250 метров!

Панфилов. А кассета была в 300 метров?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза