Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Лариса. Могу тебе сознаться, Глеб, что на этой картине Андрей проявлял такое терпение, которое его группе в Москве и не снилось: нас бы он там разнес за одну четверть, что происходило у него на площадке здесь…

Тарковский (задумчиво). Это верно… Это тоже верно… Потому что здесь – и это очень важно – у меня было ощущение дебюта…

Панфилов. Это я как раз понимаю…

Лариса (ко мне). Знаешь, Оля, КАКИЕ ляпы он здесь им прощал!

Панфилов. Потому что работать здесь впервые то же самое, как получить возможность снять свой первый полнометражный фильм на студии после института… Да еще фильм, о котором ты мечтал…

Тарковский. Да, и начинать-то нужно было работать с группой, которую совершенно не знаешь, и не знаешь вообще, как они работают здесь…

Панфилов. Я помню это чувство на съемках «В огне брода нет». Ты – дебютант и как бы впервые изобретаешь свои отношения на картине…

Тарковский. Вот это точно! Именно так!

Панфилов. Когда ты понимаешь, что именно ТЕБЕ дали ШАНС, тебе ПОВЕЗЛО и ты получил УНИКАЛЬНУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ, сильно увеличивающую твой запас терпимости…

Тарковский. Понимаешь, какая штука… Нужно учитывать, что я совершенно не знал и не мог увидеть то, что снимал вчера, – для меня это было мучительно. К счастью, в картине окупилась затраченная на нее нервная энергия. Оказывается, ничто все-таки не затрачивается зря. Ты отдаешь – ты получаешь!

Панфилов. Конечно. Материализуясь в фильм, эта энергия, собственно, и составляет его содержание…

Тарковский. Поэтому снимать кино в таком состоянии может быть и опасно… Возникает некоторая двусмысленная ситуация, чреватая неизвестным результатом… Боже мой, как все-таки страшно снимать кино…

Панфилов. А не снимать его, то есть не работать, как ты понимаешь, еще страшнее…

Тарковский. Причем это странное чувство, возникающее у тебя, передается и твоим сподвижникам по работе. Например, странная ситуация возникла не только с Рербергом, но и с Юсовым, с которым мы снимали все мои фильмы, начиная с диплома и до «Соляриса». Возникающее в общей работе некое творческое родство почему-то начинает одновременно вызывать подозрение, как будто здесь что-то нечисто. Оборвались наши отношения с Юсовым, который настаивал на том, что наша совместная работа должна непременно включать и его жену, звукооператора, которая заявила своему мужу: «Хватит тебе делать фильмы для Тарковского. Ты за него делаешь картины, а он ездит на фестивали получать премии». Но это, конечно, Глеб, не главное в наших взаимоотношениях – мало ли что сказала жена! Это так естественно для бабы. Но когда сам Юсов, оператор-постановщик всех моих картин, просто не явился на худсовет по «Зеркалу», будучи, естественно, туда приглашенным… Вот это был номер! Мы сидим, обсуждаем сценарий, он заглядывает в комнату. Я говорю: «Ну заходи же, мы тебя ждем», а он просит меня выйти к нему…

Лариса. Нет, Андрей, это было позднее, не при обсуждении литературного сценария, а уже при запуске картины.

Тарковский. Да-да. Он решил со мной порвать в тот день, когда должны были подписать акт о запуске картины…

Лариса. Поэтому ведь фильм тогда не запустили!