Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Тарковский. Погодите, Лара, погодите! Тогда Юсов сказал мне: «Андрей, я не буду снимать твою картину», то есть это было сознательное предательство, рассчитанное на мой провал, – не снимать же фильм без оператора, а? Чтобы выйти из этого положения, мне нужно было бы хватать кого-то первого попавшегося. Но Бог есть! Ты знаешь, у меня всегда в самых страшных обстоятельствах возникают какие-то особые внутренние силы, и я, не моргнув глазом, отвечаю ему: «Ну что же делать? Хорошо!» Он начинает объясняться, что обещал снимать какому-то болгарину, хотя ясно, что мне-то он обещал сотрудничество раньше. О какой же неувязке может идти речь? Словом, лепит мне какую-то явную чепуху, глядя в глаза и прекрасно понимая, что оставляет меня одного. А я ему повторяю: «Хорошо-хорошо!»

Лариса. Нет, Андрей, вы ему сказали тогда, что уже пригласили Рерберга.

Тарковский. Нет! Нет! И нет!

Лариса. Ну как же нет? В этот же день…

Тарковский. Нет, Лариса, я не мог ему этого сказать, потому что с Рербергом еще на разговаривал.

Лариса. Нет, вы разговаривали! А я Рербергу в этот момент уже звонила, и он уже ехал к вам – ведь этот вопрос решался в одном часе… Ну? Помните?

Тарковский (осененный памятью). А-а-а!!!

Лариса. Ну что вы так кричите?

Тарковский. Да, правильно – «в одном часе»! Бог есть! Я как раз встретил Рерберга на студии до худсовета, спросил, что он сейчас делает. Признаться, он мне давно был интересен как оператор, а тогда же он мне ответил, что закончил картину и пока ничего не делает. Мы с ним еще поговорили, что, мол, да как… И, знаешь, возникла такая атмосфера, как бывает с девушкой, которая ожидает, что ее пригласят танцевать, а ты уже идешь на свидание к другой – понимаешь? Ситуация такая неловкая: понравились на секунду друг другу, и я пошел на свой худсовет…

Панфилов. Значит, зацепка внутренняя уже возникла…

Тарковский. Да, именно так – зацепка неожиданная уже была, и я говорю тогда Юсову: «Ничего-ничего, все будет у тебя нормально, ничего страшного и… до свидания; мне некогда, меня ждут на худсовете». Юсов стоял при этом белый как полотно, а я ему говорю: «Работай, работай с болгарином!» Видно, он-то рассчитывал на другой эффект, ну, что я упаду к нему в ноги и буду умолять…

Панфилов. Сдохнуть можно!..

Тарковский. Послушай! А я говорю тогда худсовету, чтобы они отложили решение на пару дней, пока я найду оператора…

Лариса. Нет, Андрюша, ну, честное слово, вы все забыли… Начался худсовет, и мне позвонила Тамара…

Тарковский. Какая Тамара?.. А-а-а, директор объединения Огородникова!

Лариса. Звонит Тамара и говорит мне: «Лариса, а где Вадим? Ищи его где хочешь: сегодня последний день, когда мы еще можем подписать акт о запуске». Это было связано с Ермашом, с какими-то денежными делами.

Панфилов. Это уже были времена, когда договора появились? Или их еще все-таки не было?

Лариса. Нет, это была еще старая система. А Андрей до этого часто говорил: «Рерберг! Рерберг! Рерберг!» И вдруг!.. Это, как говорит Андрей, его действительно в этой ситуации Бог спас!