Панфилов. Очень хороший рассказ: бывает так, что ты и не думаешь, что будешь разводиться, хотя возникло новое чувство, которое тебе симпатично, и ты подумал: вот, если бы я не был женат, то я мог бы на ней жениться…
Тарковский. Да-да! Точно!
Панфилов. А спустя час после этого жена неожиданно говорит: «Дорогой, я с тобой развожусь и отбываю с другим»… И ты остаешься один, потрясенный, но…
Тарковский. Совершенно верно!
Лариса. Глеб, секундочку, послушай, как все же интересно все получилось. Когда Тамара мне позвонила в поисках Вадима, то я, естественно, позвонила ему домой, а Ира, его жена, говорит мне, что он в ванной! Я оторопела и спрашиваю его, когда он подошел к телефону: «Что случилось, Вадим? Почему ты дома?» А он мне говорит: «Ты знаешь, я не буду работать на этой картине». Я первая узнала об этом и позвонила тогда Андрею, на что он мне сказал быстро: «Звоните Рербергу!» Я удивилась, а он говорит: «Звоните!» Тогда я позвонила, и Рерберг был дома. И он тут же приехал на студию.
Тарковский. Нет, Ларочка, вы простите, но я сам сговорился с Рербергом на студии, когда Юсов сказал, что работать со мной не будет.
Лариса. Правильно! Но он пришел на студию после моего звонка. Так что я знала уже, что он к вам поехал.
Тарковский. А-а-а, ну понятно.
Лариса. Вот так все это было! Тут ведь минуты все решали. Юсову-то идти до студии 20 минут, а в это время уже Гоша ехал на машине…
Панфилов. Прекрасно! Красивая история!
Тарковский. Понимаешь, Глеб, Юсов мне хотел доказать, что я без него никто…
Лариса. Да, Андрюша, конечно! И он здорово осекся! Он-то надеялся, что вы будете его просить, уговаривать…
Тарковский. Да-а-а… ну понятно… Но вот недавно после всего случившегося, когда я с ним разговаривал, то он мне признался, что сожалеет о том, что мы больше не работаем вместе…
Лариса. И не только он…
Панфилов. А ведь действительно все эти отношения с оператором похожи на брак…
Тарковский. Конечно! Оператор! Да ты что?!..
Панфилов. Брак распался, и все!
Тарковский. Даже если бы он оставался таким, каким был раньше, и то… обратно уже нельзя, возврат возможен очень редко…
Панфилов. Эта метафора, сравнение – очень точное, обоснованное. В отношениях этих действительно есть что-то интимное, очень сложное, капризное, ранимое, нежное… Может быть, в этих отношениях наш характер проявляется так же, как в отношениях с женщиной?!
Тарковский. Абсолютно так же: за операторами тоже надо ухаживать.
Панфилов. В таком сотрудничестве проявляется натура…
Лариса. Но вы-то, Андрей, за «ними» уж слишком ухаживали!
Тарковский. Да. Я за всеми за ними ухаживал.
Лариса. Чересчур! Чересчур! Поэтому с Вадимом так и случилось: они слишком много начинают о себе думать!..
Панфилов. Я, тем не менее, согласен с Андреем, если, конечно, к фильму относиться серьезно.
Тарковский
Лариса
Тарковский. Потому что я знаю этого человека. Я его хорошо знаю. Он – хам! И, если с ним обращаться иначе, он вообще ничего не будет делать, понятно? И, тем не менее, на середине «Сталкера» мне ему пришлось сказать, чтобы он убирался вон…
Лариса. Да-а-а… Как он себя вел на «Сталкере»! Это страшно!
Панфилов. Странно, но Андрон говорил мне о нем то же самое. Он ведь первым когда-то начинал с ним работать, и я спросил его: «Андрон, а почему ты расстался с Рербергом?», на что он мне ответил: «Он гений, а я не могу работать с гениями. Понимаешь, два гения на одной площадке, не слишком ли?»…
Панфилов. А поскольку он «гений», как рассказывал мне Андрон, то всякое его слово он подвергал не просто сомнению, но чем далее, тем чаще и отрицанию: «Рерберг считал, что все, что он знает и думает, безоговорочно гениально – вот и все!» Эти доводы Кончаловского меня вполне убедили и сняли мои вопросы.
Тарковский. Нет, как раз ТОЧНО ТАКОГО у меня с ним не было.
Лариса. ТАКОГО действительно не было – наоборот: он очень слушался Андрея.