Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Далее можно прочитать текст моего выступления в Англии, в Хэрроугейте, в июле 1990 года, неожиданно для меня превратившегося в статью. Случилось так, что я была приглашена в Херроугейт рассказать «Об автобиографических мотивах в творчестве Тарковского». К тому моменту, проживая уже многие годы в Амстердаме, я оказалась постепенно вовсе оторванной от своих московских коллег и сотрудников, с которыми я прежде работала в Институте теории и истории кино. А теперь мне предоставилась неожиданная короткая возможность оказаться в изысканном обществе Майи Туровской, Леонида Козлова и Виктора Аистова. С Туровской нас поселили в одной гостинице, и как-то так получилось, что мы с ней почти не расставались. Майя Иосифовна также почтила мое выступление своим присутствием, попросив затем, к моему удивлению, оставить ей копию этого текста?! Через некоторое время, уже вернувшись домой в Амстердам, я неожиданно получила тогда еще обыкновенной почтой письмо из Москвы, прочитав на конверте, к еще большему удивлению, имя отправителя, Леонида Козлова. С чего бы это ему вдруг мне писать? Но когда я начала читать это письмо, то удивление мое сменилось прямо-таки смятением. Конечно, мне было приятно, что Лёня так высоко оценивал мою работу, но меня прямо-таки потрясло, с какой с горечью писал он в этом письме о странной и специфической атмосфере, воцарившейся вокруг имени Тарковского на его родине. Той атмосфере, которая, увы, часто окутывает в России художников, сильно пострадавших при жизни, но истерически обожаемых после их кончины, когда здравому смыслу и трезвому анализу более не находится места. Как говорил когда-то Грановский: «В русской голове нет места, куда могло бы уложиться чувство меры. Теперь, когда мыслям дана свобода и страсти разгорелись, такое свойство русской натуры стало еще ощутительнее, для нее нет середины между крайностями, то есть истины». Выло тем более важно, что драматизм новой ситуации вокруг имени Тарковского описывался в письме не посторонним Тарковскому человеком, но именно Леонидом Козловым, с которым Тарковский когда-то, после «Иванова детства», начинал обдумывать и делать наброски диалогичной по форме «Книги сопоставлений». Их диалог не сложился и был к тому моменту уже давно передоверен Тарковским мне, но возвращаясь сегодня к опасениям Козлова, высказанным в его письме, могу с той же горечью констатировать по истечении стольких лет, как быстро развивался этот процесс во времени. С какой нарастающей скоростью возгонялась все последующие годы коммерциализация имени Тарковского, становясь уже просто брендом, который повышает рыночную стоимость других художников.