Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Я в детстве заболел
От голода и страха. Корку с губ
Сдеру – и губы облизну; запомнил
Прохладный и солоноватый вкус.
А все иду, а все иду, иду,
Сижу на лестнице в парадном, греюсь.
Иду себе в бреду, как под дуду
За крысоловом в реку, сяду – греюсь
На лестнице; и так знобит и эдак.
А мать стоит, рукою манит, будто
Невдалеке, а подойти нельзя:
Чуть подойду – стоит в семи шагах.
Рукою манит; подойду – стоит
В семи шагах, рукою манит.
Жарко
Мне стало, расстегнул я ворот, лег, —
Тут затрубили трубы, свет по векам
Ударил, кони поскакали, мать
Над мостовой летит, рукою манит —
 И улетела…
И теперь мне снится
Под яблонями белая больница,
И белая под горлом простыня,
И белый доктор смотрит на меня,
И белая в ногах стоит сестрица
И крыльями поводит.
И остались.
А мать пришла, рукою поманила —
И улетела…

Суркова. Достойна отдельного исследования взаимосвязь поэтики фильма Андрея Тарковского с образностью поэзии Арсения Тарковского. Это тема большой работы… А пока мы только укажем на перекличку мотивов у сына и отца в самой общей форме. Так только что процитированное режиссером стихотворение Арсения Тарковского вполне могло бы послужить эпиграфом к «Зеркалу», хотя именно оно ни разу не упоминается в фильме. Но удивительно схоже у сына и отца ощущение детства, не придуманного, не сусального, каковым по какой-то странной инерции повелось считать этот «счастливейший» период нашей жизни. «Счастливейший»… может быть… но какой, прежде всего, ответственный и напряженный. Да и что такое «счастье»? И насколько «счастлив» тот, «кто посетил сей мир в его минуты роковые…»? Детство – это переполненное впечатлениями, чуткое, беззащитно-оголенное восприятие окружающего мира. Это открытие мира всякий раз сразу и во всей его полноте. Эта полнота целостна в детстве, и никогда потом так точно и детально не различаешь вокруг себя всего: травинки, цветка, бабочки, формы листа, взгляда взрослого, намека, его неосторожно брошенной фразы. Но этот мир, открывающийся ребенку, так вопиюще не совершенен, что, увы, оборачивается к нему не только своими светлыми и добрыми проявлениями, но и шокирующей порою жестокостью.

Так что, как известное стихотворение Арсения Тарковского, так и фильм его сына «Зеркало» повествуют о детстве реальном, то есть всегда не только радостном, как об этом принято говорить, но и трудном, и сложном, и болезненном… О детстве святом и продрогшем на холодном ветру, с цыпками на ногах и трескающимися на губах лихорадками, с драматизмом восприятия ребенком окружающего мира, не всегда услужливо оборудованного для его счастья. Детство – это трудная и, конечно, по-своему, счастливая пора нашей жизни, очень много определяющая в ее дальнейшем течении. В цитированном стихотворении, как и в фильме, проходит вся жизнь лирического героя вплоть до больничной койки, жизнь, поверяемая одним и тем же неотступно преследующим Автора рефреном – «А мать стоит, рукою манит…». Как и в стихотворении – напомним снова, – герой картины возникает перед нами первый и единственный раз в предфинальной сцене, больной, мучимый совестью, жаждущий счастья – под «белой простыней», опекаемый врачами и милосердными сиделками… «и белый доктор смотрит на меня, и белая в ногах стоит сестрица»… «А мать пришла, рукою поманила – и улетела…». В фильме, в этой сцене из руки больного вылетает птица, как отлетающая душа и некое послание человека человеку в надежде на какое-то продолжение важного диалога. Где? Здесь? Или там, куда улетела мать! И совсем финальные кадры фильма звучат так возвышенно, озвученные вступлением «Страстей по Иоанну» Баха. И чем дальше в небытие уходит Мать, тем ближе она становится Автору в его восприятии – совсем рядом и вместе: еще молодая женщина, ожидающая чуда рождения ребенка, и сгорбленная старушка с иссеченным морщинами лицом. И чем больше удаляется камера от старой матери, тем стремительнее устремляется по дорогам жизни в новых поисках смыслов ее сын, большеголовый бритый мальчик с грустными задумчивыми глазами взрослого человека.

Тарковский. А вот изобразительный ряд к стихотворению о матери и больнице.

Кадр 1. Общий дальний. Город, снятый сверху, осенью или в начале зимы. Медленный наезд трансфокатором на дерево, стоящее у стены.