Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

«Скажем так: духовное, то есть значительное, явление «значительно» именно потому, что оно выходит за свои пределы, служит выражением и символом чего-то духовно более широкого и общего, целого мира чувств и мыслей, которые, с большим или меньшим совершенством, в нем воплотились, – этим и определяется степень его значительности…»

Томас Манн. «Волшебная гора»

Суркова. Сразу заметим, что с таким понятием, как художественный образ, связана масса предрассудков. И хотя термин этот стал вполне расхожим и употребляется сплошь и рядом как в практике, так и в теории искусства, кажется, до сих пор не существует точно сформулированного определения, способного вобрать в себя всю его ускользающую многозначность. Такое ощущение, что это понятие принципиально не фиксируемо в прямом определении. Наверное, не случайно. Может быть, это связано с самой природой образа, постигаемого лишь интуитивно, через косвенные его описания.

Давайте договоримся, что в дальнейших рассуждениях мы сразу отделяем образ от символа, так как последний может быть частным случаем образной системы произведения искусства, тогда как на практике очень часто художественную образность сводят только к символу, подменяя первое понятие вторым, более узким и локальным в своем предназначении.

О символе можно спросить, что именно он собою символизирует и, чаще всего, получить исчерпывающе точный ответ. (Пусть это не противоречит приводившейся выше цитате из Вячеслава Иванова, где, по нашему усмотрению, происходит обратная подмена понятий, и символ рассматривается, описывается и определяется как образ, получивший новое наименование у символистов. Мы говорим о нашей сегодняшней, текущей практике и прежде всего о так называемом «поэтическом кинематографе», который точнее было бы назвать в системе наших определений – «символическим».) Символ может быть наглядным до вульгарности, а может быть сложно зашифрован – от этого не меняется однозначная суть той умозрительной конструкции, которая была положена в его основу. Художественный образ – понятие гораздо более широкое и всеобъемлющее. Оно непременно включает в себя чувственную сферу, принципиально нерасчленяемую до конца, возникающую в результате не только интеллектуального, но, может быть, прежде всего эмоционального переживания.

Напомним еще раз, что до последнего времени «образным» или «поэтическим» кинематографом называли кинематограф по сути своей символический, отождествляя тем самым образ с символом, чрезвычайно обедняя тем самым функциональное предназначение образной системы произведения искусства. На этом основании в сфере «поэтического» кинематографа оказывались, например, фильмы Ильенко или «Мольба» Абуладзе, в то время как за его пределами оказывались, скажем, ленты Отара Иоселиани, глубоко поэтические по самой своей сути, в каждом составляющем своем элементе, – тогда как фильмы Ильенко полны аллегорий…

Довольно часто и ошибочно предполагается, что художественное произведение представляет собой некую систему символов, предназначенных дешифровке и должных иметь четко сформулированный смысл. Отсюда самый распространенный вопрос, задаваемый художнику: «А что вы хотели сказать своим произведением?» Вопрос, предполагающий непременное существование ответа, дать который – в связи с крупным художественным явлением – способен разве что посредственный учитель литературы в средней школе. Тогда выясняется – опираюсь на свой собственный опыт обучения в школе, – что Татьяна Ларина была «народна» потому, что «любила русскую зиму и соленые огурцы», а горьковский Лука без лишних проволочек записывался в «отрицательные» персонажи на том основании, что проповедовал «нас утешающий», но, по однозначной оценке школьной хрестоматии, отнюдь не «возвышающий», но унижающий человека обман. Нет нужды, надо думать, в данном контексте кому-то доказывать или объяснять, до какой степени противопоказано, вредоносно и смертоубийственно для художественных структур подвергаться такого рода «эстетическому анализу». В контексте данной книги мы говорим об этом потому, что, начиная с первой своей работы – «Иванова детства», – Тарковский был причислен к представителям «поэтического кинематографа», от которого почти сразу же стал круто и последовательно отмежевываться.