Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

Ну, например, наш русский декаданс… Но ведь и декадентное искусство, как теперь совершенно ясно, также выражало свое время, как и любое другое искусство этого же периода. И если бы не было декаданса, то мы никогда не сумели бы представить себе начало XX века в России. Не могли бы представить себе не только ее духовный и культурный климат, но, если хотите, даже социальную проблематику. Конечно, декаданс – это тупик, точнее – он выражает то духовное бесплодие, ту растерянность, которые характеризовали состояние умов. Но эти самые «умы», названные декадентами, были не просто бессмысленными и ненужными аппендиксами, неизвестно какому организму принадлежащими, но выразителями своего времени, беременного революцией. Всякое искусство, коли оно искусство, органично и принадлежит своему времени. Нужно только разобраться в закономерностях места и времени рождения произведения.

Проблема замысла в кино связана не столько с его возникновением, сколько с его сохранением, консервацией в том виде, в каком он возник на уровне первоначального импульса. Ибо замысел рискует выродиться, деформироваться, разрушиться в процессе своей реализации. Путь замысла от зарождения до завершения фильма в студии перезаписи исполнен разного рода сложностей. И дело здесь не только в технологии. Скажем, для архитектора тоже непросто построить дом, соответствующий его проекту. Но если предположить, что его проект принят и находится в руках инженера-строителя, исполненного готовности реализовать его в задуманном виде, то здесь речь не может идти о каких-то моральных издержках и убытках. Речь пойдет о времени строительства, материалах и тяжелом физическом труде…

Реализация кинематографического замысла зависима от большого количества людей, вовлеченных в процесс создания фильма. Если, например, во время работы с актером режиссеру не удалось настоять на своей трактовке характера, то замысел немедленно исказится. Если оператор неточно понял замысел режиссера, то картина, хотя и может быть снята блестяще, но это уже будет другая и плохая картина с точки зрения ее цельности. Могут быть сделаны превосходные декорации, но если изготовление их не было продиктовано художнику тем же первоначальным импульсом, что родил в режиссере замысел, то и декорации эти не удались. Если композитор уйдет из-под вашего контроля и напишет музыку, далекую от того, что вам нужно, то замысел снова рискует не осуществиться.

То есть в конечном счете режиссера на каждом шагу поджидает опасность оказаться всего лишь в роли свидетеля, наблюдающего, как сценарист пишет, актер играет, оператор снимает, художник делает декорации, а монтажер монтирует картину. Сохранить свой замысел в кино очень непросто. Здесь сосредоточивается практический смысл режиссерской профессии: «как бы не расплескать!» то, что задумал.

Должен сказать, что я не считаю сценарий особым родом литературы и не думаю, что настоящий кинематографический сценарий может претендовать на собственную литературную судьбу. Да и не было еще никогда такого. Ни один сценарий не вставал вровень с большой, настоящей литературой.

Я не очень понимаю, почему сценаристу хочется быть сценаристом. Ведь если человек литературно одарен, то, кажется, было бы совершенно естественным для него стать литератором, если же он мыслит кинематографически, то ему прямой смысл идти в режиссуру. Ведь и замысел фильма, и его идея, и оформление этого замысла в конечном итоге в должны принадлежать режиссеру – иначе он не сможет руководить съемками. Конечно, режиссер может прибегнуть и, действительно, часто прибегает к помощи литератора, близкого ему по духу. И тогда литератор этот уже в качестве соавтора, то есть сценариста, принимает участие в разработке «литературной основы», но и этом случае он должен оказаться способным максимально полно воспринимать режиссерский замысел, чтобы подчиниться ему до конца, не теряя при этом способности творчески его развить в необходимом режиссеру направлении, максимально обогатить его.