Назад откинулся. Хребтом к курпачам прислонился. Телпак на лицо надвинул.
Сидел так, сидел… насвай начал голову туманить… глаза прикрылись…
Накрыла гору черная туча. Из чрева ее бессчетные нити проблескивают: хлынул на гору ливень.
Всё чернее тучи, всё ниже ползут. Вот уже все холмы накрыли.
Тот холм, где отец наш был, как раз в самой туче оказался. Отец наш точно на краю пропасти, на огромном камне сидит.
И нет у пропасти дна…
Отец наш вот-вот в эту пропасть провалится. Как оттуда выбраться, никто не знает. И никто не хватится его, никто разыскивать не станет. Ни души вокруг.
Кто его хватится? Кто разыскивать станет? Кто о нем вспомнит?
Закричал во весь голос отец наш. Руки поднял, закричал. Кто в ответ голос подаст? Холмы? Холмы только эхо разнесли. Точно издевка, вернулся к отцу нашему крик его.
Опустились бессильно руки. Теперь, когда ни защиты ждать ни от кого не мог уже, ни надеяться на кого, стал жену свою звать.
А что жена сделать может? Только слезы лить…
Заволокли черные тучи вершины Арчакутала. Уже ни телестанции, ни Тухтамышских холмов не видать. Накрыли тучи предгорья, придавили собой.
И тут… и тут среди самых туч старец показался. Одежда на нем все белая-белая. Борода белая-белая.
И ишак под ним белый-белый. На коленях посох длинный.
Где-то уже отец наш видал старца этого. Подумал-подумал, вспомнил: когда за листьями для червя ездил.
Затревожился отец наш. «Кто таков, старец этот?» – думает.
Затрещал гром промеж туч. Засверкали туда и сюда нити: завспыхивали молнии.
Отец наш вздрогнул, на землю сел.
А старец на него внимания не обращает. Подъехал поближе. Лицо уже хорошо видать.
Отец наш со старца глаз не сводит. Тревога в сердце растет все.
«Кто же этот седобородый? Может, дед Самад? Но у того ишак черный. Или махсум[71]
Карши это? Не, у того ишак такой дурной, махсум на него и не садится даже…»Думал отец наш, гадал… Аж за воротник схватился[72]
.«Да кто же это? Может, это только кажется, а?»
Про себя калиму[73]
прочел. Еще раз на старца пристально глянул.«Надо с ним заговорить. Что тут теряться? Может, это моим глазам только кажется. А так всякому ясно станет, кто таков это. Вот и узнаем».
Вскочил отец наш на ноги, старцу навстречу пошел. Ладонь к груди поднес:
– Ассалому алейкум!
– Ваалейкум, сынок, ваалейкум! – отвечает старец. – Садись, в ногах правды нет, садись. Я тут просто человек проезжий. Что ж ты, сынок, с холмов не спустишься, чем тебя это место приворожило?
Глядит отец наш на старца во все глаза. Ни одна мысль на ум не идет.
– Вы не дедушка Самад, случайно? – говорит.
Старец головой покачал.
– А-а, вспомнил, вспомнил! – говорит отец наш. – Вы Хасан-мираб. С гор вдоль потока спустились. В каменистых местах опасно сейчас – сель сойти может, – вот вы на холм и поднялись, да?
Расхохотался старец.
От смеха этого тучи и холмы вздрогнули.
Дождь закосил-застучал.
Молнии заблестели-засверкали.
– Кто же вы? Скажите, не пугайте человека!
Подошел отец наш к старцу.
Стоит старец, задумчиво на дальние сады, поля хлопковые глядит.
– Как дела ваши?.. Как здоровье?..
Шепчет отец наш приветствия и ладонь старцу протягивает.
Нахмурился старец, руку отнял.
Узнал отец наш старца этого: сам святой дедушка Хызр это! И большой палец без костей, у святого этого большой палец бескостный!
Святой Хызр для людей в трудностях помощник, от нужды освободитель, старец-благодетель!
Отец наш от радости сам себя позабыл! Тоску как рукой сняло. Вздохнул привольно, жизнь почувствовал!
Вот этот святой, вот! Одного только его слова достаточно!
Что же он раньше-то его не навещал?
А вот в конце-то концов навестил его! Сказал, видать, сам себе, пойдем, есть там один раб Божий, приклоним ухо к его мольбам!
Если только святой Хызр скажет, то, чего нет, будет!
Хмурится святой Хызр.
– Среди всех, кого в пути встречал, ты – самый неразумный, – говорит.
– Что же такого сделал я, дедушка Хызр?
– Руку поднял, неподобающее сотворил.
– Прости меня, святой Хызр, отпусти мой грех!
Озирается отец наш вокруг. Ни души, кроме них двоих, кругом нет.
Первый раз в жизни… первый раз… перед человеком на колени встал!
Руки к человеку тянет. Слезы, как бусы, на скулах висят. Боль-тоску свою выговаривает:
– Святой дедушка Хызр! Милость окажите, отпустите мне вину! По табибам ходил, по гадалкам ходил, невежество проявлял, слепоту проявлял! Простите меня, святой дедушка Хызр! Конечно, к вам обратиться должен был! Только куда идти-то не знал, где проживаете-то вы, не знал же я, святой дедушка Хызр! Даже и уразуметь не мог, как до ваших владений добраться. Я простой человек, как я отправлюсь? А тут вы, такой занятой человек, сами ко мне явились! Благодарствую, дедушка, в ноги кланяюсь! Святой дедушка Хызр, несчастный я раб Божий! О потомстве молю вас! Слышите, только о потомстве молю! Что за это хотите, все требуйте, последний чапан продам, что скажете, все с радостью исполню! Только хоть одного ребенка мне дайте, святой дедушка Хызр!..
– Мне из добра-серебра ничего не нужно…