Из-за душевных мук, вызванных печальными мыслями, невероятно острые обоняние и зрение Тарзана притупились, и потому дикари едва его не схватили.
Однако его разум и мускулы настолько были готовы откликнуться на малейший сигнал тревоги, что, почуяв наконец опасность, он вскочил, чтобы немедленно отразить нападение. Едва Тарзан оказался на ногах, воины, дико вопя, ринулись на него с поднятыми палицами, но те, кто подскочил к нему первым, тут же пали под ударами длинной крепкой дубинки человека-обезьяны. Его гибкая мускулистая фигура так и мелькала среди врагов, нанося направо и налево яростные, точные и мощные удары, которые сеяли панику в рядах нападающих.
На какое-то время уцелевшие воины отступили и принялись совещаться, а человек-обезьяна стоял неподалеку, скрестив на груди руки, и наблюдал за ними. На его красивом лице играла улыбка. Наконец воины снова пошли в атаку, на этот раз потрясая тяжелыми копьями. Они отрезали Тарзана от джунглей, встав полукругом.
Казалось, у человека-обезьяны нет шансов уцелеть, если туземцы одновременно метнут в него огромные копья. Чтобы спастись, ему оставалось либо прорвать цепь атакующих, либо броситься в море.
Положение Тарзана было поистине опасным, когда ему в голову пришла отличная мысль, после которой улыбка на его губах превратилась в широкую ухмылку.
Туземцы все еще находились на некотором расстоянии от него, потому что теперь наступали медленно, подняв, как у них принято, устрашающий шум. Они дико кричали и топали босыми ногами, а также высоко подпрыгивали в яростном боевом танце.
Так продолжалось, пока человек-обезьяна не издал громовым голосом несколько диких, ни на что не похожих воплей, которые заставили растерянных дикарей оцепенеть. Они вопросительно переглядывались, потому что эти крики были настолько ужасны, что их собственные пугающие завывания не шли с ними ни в какое сравнение. Туземцы знали: ни одно человеческое горло не в силах исторгнуть такие звериные звуки. Однако они видели собственными глазами, как белый человек открывал рот и из него вылетал этот невероятный клич.
Правда, они заколебались лишь на несколько секунд, а затем снова перешли в наступление. Но внезапно в джунглях позади них послышался треск, который опять заставил их остановиться. Когда они обернулись и посмотрели в направлении, откуда шел этот новый шум, их взорам предстала картина, от которой кровь застыла бы в жилах и у более храбрых людей, чем воины племени вагамби.
Перепрыгивая через невысокие кусты на краю джунглей, к ним направлялась огромная пантера с горящими глазами и обнаженными клыками, а штук двадцать могучих косматых обезьян, неуклюже сутулясь, поспешали за ее спиной на кривых ногах. Их длинные руки доставали до самой земли, на которую опирались ороговевшие костяшки пальцев, поддерживая грузные тела. Покачиваясь из стороны в сторону, могучие антропоиды приближались нелепыми прыжками.
Звери Тарзана явились на его зов.
Прежде чем воины-вагамби смогли оправиться от удивления, эта наводящая ужас орда атаковала их с одной стороны, тогда как Тарзан напал с другой. Чернокожие отбивались, метали тяжелые копья и наносили удары страшными палицами. Хотя многие обезьяны упали, чтобы никогда более не подняться, рядом с ними полегло и немало дикарей.
Жестокие клыки Шиты и ее острые когти вонзались в тела людей и рвали их в клочья. Могучие желтые зубы Акута пустили кровь из сонных артерий у нескольких дикарей. Тарзан появлялся то здесь, то там, подбадривая своих свирепых союзников, и воины-вагамби несли тяжелые потери от его длинного тонкого ножа.
В мгновение ока чернокожие были рассеяны и бежали, спасая свои жизни. Из двух десятков туземцев, спустившихся со скалы, только одному воину удалось избежать смерти от диких животных, истребивших его соплеменников.
Это был Мугамби, вождь племени вагамби с реки Угамби. Когда он скрылся в густых кустах, покрывавших вершину той самой скалы, с которой дикари начали нападение, только зоркие глаза человека-обезьяны могли различить, где именно нужно его искать.
Оставив свою банду лакомиться мясом жертв – сам он не мог к нему притронуться, – Тарзан стал преследовать единственного врага, выжившего в недавней кровавой стычке. Уже за скалой он увидел дикаря, огромными прыжками бегущего сломя голову к длинной боевой пироге, вытащенной на берег подальше от линии прибоя, чтобы ее не унесло приливом.
Бесшумной тенью человек-обезьяна ринулся за объятым страхом чернокожим. В голове у белого человека был готов новый план, родившийся при виде пироги. Если чернокожие прибыли на его остров с другого острова или с материка, почему бы не воспользоваться их средством передвижения, чтобы попасть в страну, из которой они приплыли? По всей видимости, она была обитаема и либо имела сообщение с Африканским материком, либо находилась на нем.