Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери

То, что Тарзан с удовольствием вкушал сырое мясо, закопанное им в землю несколько недель назад, а также наслаждался маленькими грызунами и отвратительного вида личинками, может показаться чудовищным нам, людям, никогда не рвавшим связь с «цивилизацией». Но если бы мы питались такими блюдами с рождения и видели, как окружающие смакуют то же самое, то деликатесы человека-обезьяны показались бы нам не более тошнотворными, чем многие наши величайшие лакомства, от которых любой африканский каннибал с отвращением воротил бы нос.

Например, в окрестностях озера Рудольф[18] обитает племя, которое не ест ни баранины, ни говядины, хотя их соседи делают это с удовольствием. Поблизости живет еще одно племя. Там любят ослятину – обычай, крайне отталкивающий для окружающих племен, которые брезгуют таким мясом. Кто посмеет утверждать, что обычай употреблять в пищу змей, улиток и лягушачьи лапки прекрасен, а пристрастие к личинкам и жукам омерзительно? И кто сказал, что сырые устрицы, копыта, рога и хвосты менее отталкивающи, чем ароматное чистое мясо только что убитого животного?

Следующие несколько дней Тарзан посвятил изготовлению из коры особого дерева прочной ткани, которую собирался пустить на парус для пироги. Он отчаялся научить обезьян управляться с веслами, хотя и пытался, посадив несколько своих подопечных в утлое суденышко, которое они с Мугамби провели на веслах через внешний риф, туда, где вода была совершенно спокойной.

Во время пробных поездок Тарзан вручил человекообразным приматам весла, и антропоиды принялись подражать движениям его и Мугамби, но беднягам оказалось так трудно сконцентрироваться на монотонной работе, что вскоре стало ясно: понадобятся многие недели терпеливого труда, прежде чем их услугами удастся воспользоваться. К тому же удачный исход этой затеи все равно оставался под вопросом.

Акут, впрочем, представлял собой единственное исключение. Почти с самого начала он продемонстрировал живой интерес к новому занятию, что говорило о более высоком уровне умственного развития по сравнению с другими его соплеменниками. Похоже, он единственный понял, зачем вообще нужны весла, и, когда Тарзан это заметил, приложил все усилия, чтобы на скудном обезьяньем языке объяснить ему, как ими лучше всего грести.

От Мугамби Тарзан узнал, что материк лежит совсем недалеко от острова. Похоже, воины-вагамби отважились заплыть на своей утлой пироге слишком далеко в океан. Их подхватило сильное течение, грести против которого мешал дувший от берега ветер, и они потеряли землю из виду. После того как незадачливые мореплаватели гребли всю ночь, думая, что направляются к дому, они на восходе увидели землю и, приняв ее за родное побережье, завопили от радости. Мугамби и не подозревал, что попал на остров, об этом он услышал от Тарзана.

Вождь вагамби сомневался, поможет ли им парус, потому что никогда не видел такого приспособления. Его страна лежала в верхнем течении большой реки Угамби, и воины племени вышли в океан в первый раз.

Однако Тарзан был уверен, что при хорошем западном ветре сможет довести свое суденышко до материка. Во всяком случае, решил он, куда предпочтительнее погибнуть в пути, чем оставаться на неопределенный срок на отсутствующем, по всей видимости, на всех картах острове, к которому никогда не подойдет ни один пароход.

Вот так и вышло, что при первом же попутном ветре человек-обезьяна отправился в плавание, захватив с собой самую странную и опасную команду, какая когда-либо плавала под началом у шкипера-дикаря.

С ним отправились Мугамби и Акут, а также Шита и дюжина огромных самцов – человекообразных обезьян.

Глава 6 Опасная команда

Боевая пирога с грузом диких зверей на борту медленно плыла к проходу в рифах, через который ей предстояло выйти в открытое море. Тарзан, Мугамби и Акут были на веслах, потому что берег загораживал им западный ветер, и тот не мог надуть их маленький парус.

Шита свернулась в клубок у самых ног человека-обезьяны: Тарзану казалось, что свирепую хищницу лучше держать подальше от других членов команды, ведь она могла по малейшей причине вцепиться зубами в горло кому угодно, кроме белого человека, на которого теперь явно смотрела как на хозяина.

На корме устроился Мугамби, прямо перед ним примостился на корточках Акут, а между Акутом и Тарзаном на дне лодки сидели двенадцать косматых обезьян, опасливо озирающихся по сторонам и то и дело с тоской поглядывающих на удаляющийся берег.

Все шло хорошо, пока пирога не миновала риф.

Здесь бриз задул в парус, и утлое суденышко запрыгало на волнах, которые по мере удаления пироги от берега становились все выше и выше.

Пирогу так сильно качало, что обезьян охватила паника.