Тарзан. Том 4

— Мой отец — врач-миссионер в Африке,— продолжал юноша.— Часто, когда навещал его африканское поместье, я слышал легенду о затерянном народе, издавна живущем в горах, которые местные негры именуют горами Варамааза. Туземцы рассказывали странные истории о белых людях, обитающих в сердце гор. Они считают их ожившими духами умерших предков. Легенды изобиловали потрясающими реалистическими деталями. Вот я и отправился в горы проверить, что дало основу столь красочным рассказам. Мы собрались исследовать горы Варамааза в сопровождении отряда чернокожих, но негры банту очень суеверный народ. Древние предания, связанные с этими местами, наводят ужас на их невежественные души. Негры крепились, пока мы не подошли к отрогам гор и стали там лагерем. Они выдержали вблизи колдовских, по их понятиям, мест всего одну ночь. Наутро все сбежали. Правда, потом мой личный слуга Габула, тот, кого ты распорядился посадить в тюрьму, вернулся, мучимый угрызениями совести. Вместе с ним мы дошли до каньона и по узкой расщелине спустились вниз, чуть не утонув в болоте, потом отыскали речушку и отправились по ее руслу туда, где еще с вершины горы я заметил остров и строения на нем. Но не прошли мы и четверти дороги, как нас захватили воины, плывшие в пироге. Они и доставили нас сюда.

Некоторое время офицер обдумывал услышанное.

— Может, ты и говоришь правду,— наконец нарушил он молчание.— Твоя одежда не похожа ни на одежду жителей Кастра, ни на какую другую, когда-либо виденную мной. Разговариваешь ты на странном языке — вроде бы он и похож на латинский, но акцент выдает в тебе чужестранца. Сразу чувствуется — наш язык для тебя не родной. Я должен доложить о тебе императору, а сейчас тебя отвезут в дом моего дядюшки Септимуса. Если он поверит твоему рассказу, то может помочь тебе. Он имеет большое влияние в императорском дворце.

— Ты очень любезен,— учтиво сказал фон Харбен.— Можно попросить тебя об одолжении? Я чужой в вашей стране и, как ты понял, очень нуждаюсь в дружеской поддержке. Назови мне твое имя, ибо, кажется, мы могли бы стать друзьями. Римские обычаи, которым следуют в вашей стране, не должны воспрепятствовать нашей дружбе. Итак, расскажи о себе, сейчас твой черед.

Офицер улыбнулся и вздохнул.

— Моя исповедь будет краткой, ибо мало событий произошло в моей жизни. Зовут меня Маллиус Лепус. Я центурион императорской центурии Валидуса Августа. Если ты знаком с обычаями Рима, тебя удивит, что патриций командует центурией. Но здесь мы не во всем соблюдаем традиции, принятые в метрополии. Сангвинариус положил этому начало. Он допустил командующих центуриями в класс патрициев. С тех пор вот уже тысячу восемьсот с лишним лет мы носим патрицианский титул и служим центурионами — весь род Лепусов. А вот и Аскир! — с этими словами двери отворились, и в комнату вошел еще один офицер.

— Аскир пришел сменить меня на дежурстве,— пояснил Маллиус Лепус,— как только он примет караул под свою команду, мы отправимся на виллу моего дяди Септимуса.

Глава 7 ПЛЕННИК РИМЛЯН

Человек-обезьяна постарался выглянуть из хижины, насколько позволяла цепь. То, что он увидел, на деревенской площади, заставило его сердце тревожно забиться. Из входного отверстия его шалаша просматривался отрезок дороги, буквально забитый войском. Плотная масса вооруженных людей надвигалась на деревню.

Сперва, заслышав шум, Тарзан подумал, что жители взбунтовались против жестокого приговора, вынесенного ему вождем Шаусто. Суеверные туземцы племени Вагого не усомнились в том, что белого пленника точно посетил дух предка Луанды и наобещал множество бед, если загорится затеянный вождем костер на площади. Но нет — жители с криками ужаса разбегались кто куда перед надвигающейся бедой. Войско, ощетинившись пиками, явно имело дурные намерения.

Какое-то враждебное племя шло войной на деревеньку Вагого. Тарзан приготовился ждать развязки драматических событий, не ориентируясь в их причине.

Но какова бы ни была подоплека суматохи, все на удивление быстро успокоилось. Только изредка топот убегающих ног да оборванный злой рукой вопль ужаса завершали мрачное действо, творившееся в деревне.

Тарзан вновь выглянул наружу. На площади, рядом с вязанками хвороста, сбились в кучу жители деревни, охраняемые вооруженным конвоем пришельцев. Матери прижимали к себе детишек, затыкая им плачущие рты ладонями. Угрюмо набычившись, стояли мужчины. Кое-где валялись трупы убитых жителей деревушки Вагого.

Воины-захватчики обшаривали хижины, проверяя, не остался ли там кто. Тарзан с интересом рассматривал вооружение и одежду напавших на деревню людей. В их облике ему мерещилось что-то знакомое, что-то уже виденное когда-то. Но что — он припомнить не мог, как ни силился. Время от времени захватчики отдавали какие-то приказы — в лязгающих звуках непонятной речи тоже было что-то знакомое.