Тарзан. Том 4

Воинов было много больше, чем могли принять деревенские хижины. Позднее фон Харбен узнал, что они собрались здесь из окрестных деревень. Фон Харбена и Габулу усадили в пирогу вождя, и через минуту небольшая флотилия двинулась в путь вниз по течению реки, несущей свои воды на северо-восток. Мощными взмахами весел гребцы заставляли пироги скользить по воде с большой скоростью.

В течение первого получаса они миновали несколько небольших поселений, расположивших тростниковые хижины по обоим берегам реки, делавшейся все шире по мере продвижения пироги. Из хижин на берег высыпали детишки и радостным визгом приветствовали лодки, плывущие вдоль берегов. Но вот деревушки кончились, и ладьи поплыли меж однообразных зеленых стен, образуемых зарослями папируса.

Фон Харбен пытался заговорить с вождем, стремясь получить побольше информации о стране, в которую они с Габулой попали. Ему очень хотелось узнать, кто такие эти таинственные «хозяева», в чьи руки их собираются передать. Но вождь презрительным молчанием отвечал на каждую реплику молодого человека. Наконец фон Харбе-ну надоело спрашивать впустую, и он принялся молча рассматривать однообразные берега.

Гребцы сгибали и разгибали спины в мерном ритме уже почти час. Монотонный пейзаж навевал тоску на непоседливого юношу. «Это невыносимо,— думал он,— так сидеть и молчать. Если такая пытка продлится долго, я сойду с ума.» Но вдруг ландшафт изменился. Перед глазами путешественников заблестела широкая водная гладь — ладья выплыла из канала в чистые озерные просторы. Прямо по курсу лодки из воды поднимался как бы искусственно созданный холм, увеличенный чем-то вроде бастиона, обнесенного неприступным частоколом по всему периметру. Пирога направилась к двум симметрично расположенным башенкам, которые являли собой как бы столбы, на них крепились массивные ворота. Несколько вооруженных воинов стояли на верхних площадках обеих башенок. Наверняка это была стража.

Дозор с башен заметил подплывающую флотилию. Раздался звук трубы. Дверца в стене одной из башен распахнулась, и человек тридцать воинов при полном вооружении высыпали на узкую кромку берега и столпились у самой воды. По команде одного из легионеров, как их мысленно назвал про себя фон Харбен, пирога, в которой находились наши друзья, остановилась, не дойдя до берега полсотни футов, и вождь чернокожих туземцев принялся громко кричать тем, кто был на берегу, зачем они явились и кого везут.

Последовал разрешающий взмах руки с берега, и пирога с пленниками продвинулась ближе к стоящим на суше. Другим лодкам велено было оставаться на местах.

Вождь хотел было причалить и выйти из ладьи, но легионер, видимо, младший командир, приказал никому не двигаться. Лодка мягко ткнулась носом в песок, но вождь, пленники и гребцы, повинуясь команде унтер-офицера, сидели по-прежнему на скамьях.

Унтер-офицер успокаивающе помахал рукой:

— Я послал за центурионом,— сказал он.

Вождь удовлетворенно кивнул.

Фон Харбен с любопытством разглядывал солдат, столпившихся на берегу у их лодки. Все они были одеты в короткие туники и широкие плащи, какие, он помнил из описаний, носили легионеры Цезаря. Ноги солдат были обуты в высокие кожаные сандалии на шнуровке. На головах их красовались украшенные металлическими гребнями шлемы, грудь и спину охватывала кованая кираса. Довершали экипировку щиты, пики и уже знакомые фон Харбе-ну широкие «испанские» мечи.

Самое удивительное заключалось не в снаряжении, как бы позаимствованном из реквизита киностудии, снимавшей фильм на античные темы, а в цвете кожи этих легионеров. Это были не совсем белые люди. В их жилах явно текла большая доза негритянской крови, вызолотившая их тела до цвета темной бронзы. Но черты лиц были по-европейски правильными и тонкими.

Солдаты не проявляли особого интереса к пленникам, даже на фон Харбена смотрели довольно равнодушно. Габула их уж и совсем не интересовал. А в целом прибытие водной флотилии вызвало у гарнизона лишь досаду. Недовольные гримасы фон Харбен заметил на многих лицах.

Унтер-офицер расспрашивал вождя о деревенском житье-бытье, но таким тоном, что было понятно — он снисходит, проявляя внимание к жителю болотных низин. От фон Харбена не укрылось и то, что раз лишь одной пироге было позволено подойти к берегу, а все другие так и остались посредине реки, значит, в иные времена между темнокожими, явно цивилизованными обитателями поселения за частоколом и чернокожими жителями тростниковых хижин отношения не всегда складывались наилучшим образом.

За частоколом угадывались и другие строения. Их крыши виднелись на фоне отвесных скал, образовывающих противоположную сторону каньона.

Немного погодя из той же дверцы сторожевой башенки вышли двое и направились к тому месту, куда причалила пирога с пленными. Один из вновь прибывших явно был офицером в довольно высоком звании. Сопровождал его простой солдат, скорее всего — ординарец.  ^

Фон Харбен, уже уставший удивляться, в очередной раз подумал, что лимит чудес, видимо, далеко еще не исчерпан.

Офицер принадлежал к белой расе.