Тарзан. Том 4

— Вот отверстие, проделанное духом предка Луанды,— сказал он.— Напомни ему об этом. Позови Шаусто, пусть сам увидит эту дыру, может, тогда он поверит, что я не шучу.

— Это уже ничего не изменит,— возразил Дуденда.— Даже если Шаусто увидит тысячу духов своими глазами, он не испугается. Шаусто очень храбр и страшно упрям. Он не любит менять решения. Шаусто — глупый человек. А когда мы все умрем?

— Скоро...

— А меня ты не сможешь спасти? — с трепетом надежды спросил Дуденда.

— Если поможешь мне бежать, я попытаюсь уговорить духов не делать тебе и твоим родным ничего плохого.

— О, если бы я только мог помочь тебе,— сокрушался Дуденда, забирая опустевшую бутыль.

— А кроме молока, ты мне ничего не принесешь? — поинтересовался Тарзан.

— В нашей деревне существует закон Буливо, он накладывает табу на молоко и мясо Гамбы, черной коровы. Мы держим эту пищу только для гостей или пленников, таких, как ты.

Тарзан был рад, что тотем Буливо — черная корова, а не саранча или дождевая вода, или тысяча других предметов, почитаемых разными племенами. Ему, как говорится, крупно повезло с питанием. Правда, в детстве, среди обезьян Керчака ему приходилось в голодные годы питаться саранчой, но, став взрослым, он отвык от такой неприятной пищи и даже брезговал насекомыми. Но одного молока ему было недостаточно, и голод терзал его внутренности.

— Я хочу, чтобы Шаусто пришел сюда и поговорил со мной, сходи за ним, Дуденда. Может, то, что я ему скажу, заставит его изменить планы, и он поймет, что лучше видеть меня другом, чем врагом. Многие пытались убить Тарзана, более могущественные вожди, чем твой Шаусто. Эта хижина не первая, где мне доводилось быть пленником, и не первый костер готовится для меня на площади. Но все те, кто хотел убить меня, сами давно мертвы, а я все еще жив. Иди же к Шаусто и посоветуй ему обращаться со мной, как с другом, потому что я не принадлежу к Затерянному племени гор Варамааза. Ступай...

— Я пойду и скажу,— Дуденда яростно скреб обеими руками курчавую поросль на затылке,— но, боюсь, что Шаусто не послушает меня...

Выйдя из шалаша, Дуденда заметил взволнованную толпу, собравшуюся посреди деревни. Тарзан тоже услышал шум и детский плач. Громко звучали гортанные выкрики воинов, приказывающих всем разойтись по домам.

В дверном проеме появилась испуганная мордашка Дуденды.

— Бежим, бежим,— закричал он и исчез.

Тарзан припал ухом к земле и услышал гул шагов обутых ног и отдаленную барабанную дробь. Караульные покинули свой пост около хижины и тоже умчались куда-то вслед за Дудендой.

Тарзан не знал, что Дуденда не в силах бежать от сковавшего его тело страха, свернулся калачиком у задней стенки хижины, где сидел на цепи он сам.

Глава 6 СТРАННОЕ НАРЕЧИЕ

Фон Харбен, оторвав взгляд от переплетений узловатых корней папируса, заметил наконец пирогу, полную эбеново-черных воинов. Он уставился на них, не веря своим глазам.

Во-первых, пики. Эти тяжелые оружия были совсем не такими, какими пользуются негритянские племена этой части Африки. Молодой бакалавр голову был готов отдать на отсечение, что подобную конструкцию пики он видел в учебнике истории, причем истории античных времен. Но это было еще не все. Кроме странных пик, чернокожие воины были вооружены широкими короткими мечами, вложенными в ножны. Ножны крепились на кожаной перевязи, пересекавшей грудь через левое плечо.

— Если это не короткий меч римского легионера,— подумал Эрих фон Харбен,— тогда мое университетское образование гроша ломаного не стоит.

— Спроси их, Габула, кто они такие? — попросил фон Харбен слугу.— Скажи им, что мы пришли с миром. Может, тебя они поймут.

Пирога тем временем быстро приближалась.

Габула поднял руки вверх миролюбивым жестом и обратился к черным воинам на диалекте банту.

— Мы пришли как друзья,— начал он.— Что хотите вы от нас?

— Мы прибыли с визитом в вашу страну,— включился в беседу фон Харбен, неплохо владевший языком банту.— Отведите нас к вашему вождю.

Высокий негр, сидящий на носу пироги, покачал головой.

— Не понимаю,— ответил он.— Вы наши пленники. Мы отведем вас к хозяевам. Поднимайтесь на борт. Если окажете сопротивление, мы убьем вас.

— Какой странный язык,— удивился Габула, ни слова не понимая.

А у фон Харбена от удивления челюсть отвисла. Он не ожидал услышать в дебрях Африки латынь, которая свободно лилась из уст чернокожего. Впечатление это производило такое, будто ожила после трехтысячелетнего небытия музейная реликвия.

Не думал Эрих фон Харбен, склоняясь в тиши университетских библиотек над изъеденными временем пергамен-тами, что те звуки, которые, казалось, замолкли на века, оставаясь лишь запечатленными графически, когда-нибудь зазвучат для него наяву.

Он был страстным исследователем античной истории, многое знал о древнем Риме и хорошо изучил его мертвый язык. Живая речь, конечно, отличалась от той, изучению которой он посвятил многие часы, но все же то, что сказал ему негр, восседавший в пироге, юноша понял.

Переведя дух, Эрих заговорил сам.