— Вот и твой раб,— указал Маллиус Лепус, кивая на приближающегося Габулу в сопровождении солдата.— В доме Септимуса к твоим услугам будут и другие рабы, сколько пожелаешь, но ты, наверное, привык к обществу своего слуги и удобнее всего тебе будет пользоваться его помощью.
— Я благодарю тебя, Маллиус Лепус, за то, что ты вернул мне моего Габулу,—поблагодарил фон Харбен.— Я бы и впредь хотел больше не разлучаться с ним.
Маллиус Лепус повел гостя во внутренний двор, где под длинным невысоким навесом стояли носилки. Восемь рабов подхватили их и подбежали к белым людям.
— Скажи мне, германец,— спросил римлянин,— ты ведь недавно посетил метрополию?
— Да,— ответил Эрих, садясь в носилки,— а что тебя интересует?
— Мы, конечно, провинциалы,— продолжал Лепус,— но от моды отставать не хочется. Скажи, сильно отличаются по форме паланкины, которыми пользуется знать в Риме, от тех, что ты видишь здесь?
Эрих усмехнулся, не зная, с чего начать объяснения. Ведь простодушный житель затерянного островка давно исчезнувшей с лица земли могущественной империи и представить себе не мог, какие перемены в модах и способах передвижения принесли прошедшие века.
— Ну, конечно,— не унимался Лепус,— форма носилок больших изменений претерпеть не могла, она слишком функциональна, но вот отделка...
— Маллиус, со времен посещения Рима Сангвинариусом пролетели почти два тысячелетия. Перемены коснулись многого. Даже расскажи я тебе о незначительной части, ты сочтешь меня за умалишенного. Что касается носилок, то они вообще вышли из употребления. Люди придумали много новых способов перемещаться в пространстве.
— Да что ты говоришь! Я и в самом деле не могу поверить, чтобы патриции с берегов Тибра отказались от носилок.
— Их носилки разъезжают по Риму на колесах,— сказал фон Харбен.
— Это же пытка — громадные деревянные колеса немилосердно подпрыгивают на ухабах — ведь булыжные мостовые такие неровные! Нет, Эрих фон Харбен, ты что-то путаешь. Твой рассказ невероятен.
— Булыжные мостовые сохранились на сегодняшний день только в самых глухих местах, да и то они более-менее ровные. Дороги залиты гладким покрытием, а носилки современных граждан бегают по ним с большой скоростью на надувных колесах. Нигде уже не увидишь колесниц, о которых ты подумал.
Офицер отдал приказание рабам прибавить шагу. Те пустились бегом.
— Уверяю тебя, Эрих фон Харбен, во всем Риме не найдется рабов-носилыциков, равных моим. Они способны развивать большую скорость,— заявил Маллиус Лепус, раскачиваясь на сиденье.
— Ну, как ты думаешь, какова скорость, с которой мы движемся? — спросил Эрих.
— Более восьми тысяч шагов в час,— с гордостью ответил римлянин.
— Наши носилки, которые мы, кстати, называем автомобилями, бегают раз в пятьсот быстрее.
— Ты будешь иметь огромный успех в обществе, собирающемся за трапезой у моего дядюшки Септимуса,— усмехнулся Маллиус Лепус, не поверивший ни единому слову Фон Харбена.— Да поразит меня Юпитер, они сочтут тебя настоящим открытием. Ты расскажи им только, что ваши носилки бегают со скоростью в пятьдесят тысяч шагов в час, и они станут шумно приветствовать тебя, как величайшего комика и самого дерзкого лжеца, которого когда-либо видели в Каструм Маре.
Фон Харбен от души расхохотался.
— Но, друг мой, я ведь вовсе не говорил, что рабы бегают с носилками, делая пятьдесят тысяч шагов в час,— напомнил он Маллиусу Лепусу.
— Ты же уверял, что носилки разъезжают с такой скоростью по Риму. Каким же образом они движутся, если их не таскают рабы? Может, в них впрягают лошадей? Но где найдется такая лошадь, что способна пробежать пятьдесят тысяч шагов в час?
— Носилки двигают и не лошади, и не люди.
Офицер откинулся на мягкие подушки, изнемогая от смеха.
— Тогда, я полагаю, они летают, как птицы! Клянусь волчицей, ты должен рассказать это Септимусу. Обещаю, он полюбит тебя.
Рабы несли их по дороге, обсаженной старыми деревьями по обеим сторонам. Булыжной мостовой здесь не было, плотно утрамбованная земля пылила под ногами носильщиков. Вдоль дороги то и дело попадались жилые строения, огороженные высокими заборами от досужих взоров. Каждый дом представал перед путешественниками гладким фасадом с закругленной сверху аркой, венчающей вход, закрытый тяжелыми дубовыми воротами. За массивной стеной угадывался зеленый внутренний дворик, а за подслеповатыми, закрытыми тяжелыми ставнями окошками явно находились просторные жилые покои.
— Кто живет в этих домах? — поинтересовался фон Харбен у римлянина.
— Патриции,— был ответ.
— Дома укреплены так, что можно догадаться — эти тяжелые ворота и массивные стены служат защитой от преступников...