Их разговор был прерван появлением отряда солдат, которые втолкнули в камеру нового узника. Пока они тащили и приковывали его к стене, Тарзан при свете факела разглядел, кого привели. Это был Матеус Прокус. Прокус тоже узнал Тарзана. Человек-обезьяна заметил, как блеснули глаза Матеуса в пляшущем свете пламени. Но Прокус не обратился к нему с приветствием, и Тарзан решил не подавать виду, что знаком с новым заключенным.
Солдаты покончили с укреплением цепей узника и ушли. Камера вновь погрузилась во мрак. Тут молодой офицер заговорил.
— Вот сейчас я сообразил, почему на меня напали в вестибюле моего дома, скрутили и бросили в тюрьму,— он невесело хохотнул.— Хотя следовало догадаться, когда это ничтожество Фастус расточал в мой адрес улыбки на пиру. Правда, у него вырвался один намек, но я вовремя не сообразил...
— Я знал, что принесу тебе беду, когда принимал твою дружбу,— сказал Тарзан.
— Не обвиняй себя,— ответил Прокус.— Я был обречен с того момента, когда глаза крысенка-Фастуса задержались на лице Далекты, Чтобы достичь своей цели, ему нужно было устранить меня. Вот и все, мой друг. Тут ничего хитрого нет. Одно меня волнует — кто же оказался предателем?
— Это я,— раздался голос из темноты.
— Кто это говорит? — спросил Прокус.
— Это Итингу,— подсказал Тарзан.— Его арестовали вместе со мной, когда мы входили в дом Деона Сплендидуса, куда ты решил переправить меня.
— Переправить тебя?! — воскликнул Прокус.
— Я солгал,— вновь раздался голос Итингу.— Но меня заставили, они грозили раскаленными щипцами...
— Кто же тебя заставил? — спросил Тарзан.
— Офицеры Цезаря и его сын...
— Теперь все ясно,— сказал Прокус.— Я не ставлю тебе в вину твое поведение, Итингу.
Жесткие камни, которыми был выложен тюремный пол, были неудобны для сна, но Тарзан с детства привык к превратностям судьбы. Он заснул и спал крепко, пока с рассветом его не поднял приход тюремщика. С ним вошли несколько рабов, неся кувшины с водой и подносы с хлебом. Хмурый субъект в форме легионера раздал всем в камере по куску сырого, плохо пропеченного хлеба из отрубей и по кувшину воды. Узники принялись за скудный завтрак.
Тарзан, пока ел, рассматривал своих товарищей по несчастью. Рядом с ним находились наследник престола Каструм Маре, сын покойного императора Кассиус Аста и молодой патриций, командир центурии офицер Матеус Прокус. Эти двое были единственными белыми. Чуть дальше был прикован к стене Дуденда, чернокожий юноша из деревни вагого. Он выказывал к Тарзану дружеские чувства. Еще в камере был Итингу, раб Деона Сплендидуса, тот, который его предал.
В тусклом свете, лившемся из зарешеченного оконца, Тарзан заметил еще одного негра, который косился на него испуганными глазами. Это был Луанда, который недавно увидел, что белого гиганта связывают близкие отношения с духом его, Луанды, предка. Ему было чего бояться.
Кроме троих уже знакомых Тарзану чернокожих, в камере сидели еще пятеро сильных воинов из лесных деревень в окрестностях Кастра Сангвинариуса. Это были мускулистые здоровяки, явно схваченные из-за своего телосложения. Они обещали быть замечательными гладиаторами на завтрашних играх. Цезарь очень любил такие кровавые развлечения, да и горожане тоже предвкушали удовольствие от предстоящей забавы.
Маленькая тесная камера была заполнена, но в стене еще пустовало одно кольцо для закрепления цепей, и одиннадцать мужчин могли завтракать, сидя достаточно свободно.
Медленно текло время. Товарищи по заточению бодрились как могли, только негры были слишком подавлены предстоящей кровавой забавой, в которой им отводилась столь печальная роль. Они почти не реагировали на происходящее в камере.
Тарзан попытался растормошить их, заговаривая со всеми поочередно. Особенно его интересовали пятеро воинов из пригородных деревень. Он очень долго прожил в окружении чернокожих, хорошо понимал их образ мыслей и чувств, поэтому, хотя и не сразу, смог добиться расположения заключенных негров и перелить в их сердца немного своего мужества. Владыка Джунглей был по своей натуре победителем и его естество не хотело принять поражения, как бы ни была реальной угроза плохого конца.
Кроме душеспасительных бесед с чернокожими, человек-обезьяна беседовал с белыми соседями и узнал немало интересного от Кассиуса Асты. Он, как раньше Матеуса Прокуса, расспрашивал наследника престола о его родном Каструм Маре. Кроме того, оба патриция просветили Тарзана насчет предстоящих празднеств. День триумфа обычно сопровождался военными играми и гладиаторскими боями. Эта традиция была общей для двух частей расколотой империи.
Никогда не говорил Тарзан столь много, как в эти часы в полутемной камере. Люди, знавшие его раньше, подивились бы такой болтливости, которая была не присуща раньше человеку-обезьяне. Однако ни одного вопроса не задал он бесцельно и ни одного слова не произнес зря.
Позднее к вечеру в камеру втолкнули нового пленника. Это тоже был белый человек, совсем юноша, в тунике и кирасе офицера.